Царская служба

Рапорт на имя генерала Романова я все-таки дисциплинированно подал. Добросовестно указав все возможные сложности и вероятные неприятности, поджидающие исполнение моего замысла, я тем не менее попытался привлечь внимание командующего существенным повышением меткости, а стало быть, и общей действенности штуцерного огня, пусть даже таковое повышение имеет высокую вероятность оказаться временным.

…После битвы, получившей название Парголовской, по имени села, где располагалось командование русской армии, произошло много всего. Шведы, понеся чувствительное поражение и вынужденно отступив, боевого пыла не утратили и, похоже, намеревались прорываться к Усть-Невскому по морскому побережью. Как я понял, именно на взятии города строились их планы на эту войну, почему и начали они ее зимой, не иначе, рассчитывая на внезапность и заранее созданные запасы. Наша армия, усилив левый фланг, прикрыла направление новых шведских атак, но до очередной крупной битвы дело пока не дошло. Раз уж взять город с хода шведам не дали, то теперь, когда к нам свежие войска подходили куда в большем числе, нежели к шведам, неприятелю вообще мало что светило, и я не понимал, на что еще шведы сейчас могли бы рассчитывать. И все-таки война продолжалась.

Лично для меня самым главным событием последнего времени стало, естественно, награждение орденом Святого Георгия. Орден вручал мне генерал-полковник Романов в том же Парголове, где по-прежнему оставалась его ставка. Вместе с «георгием» я получил погоны подпоручика, став-таки полноценным офицером. Еще больше полноценности прибавило моему положению то, что под моей командой теперь на официальном основании оказалась полурота. Роту нашу пополнили почти до полноценного состава, в ней стало девяносто семь строевых нижних чинов, а вот офицеров пока имелось только трое — к нам с капитаном Паличем добавился капитан Туганбеков, из астраханских дворян, уволенный от службы по увечью и возвратившийся в строй на время войны. Как и Палич, Туганбеков воевал на Кавказе, оставив там левый глаз и два пальца правой руки. По опыту участия в Парголовской битве капитан Палич поделил роту по-иному, сведя всех ополченцев, вооруженных штуцерами, в одну полуроту, а тех, у кого имелись обычные пехотные ружья со штыками, во вторую. Я сейчас как раз командовал полуротой штуцерников, и имел твердое намерение вооружить наговоренными стволами всех своих подчиненных.

…На новой позиции нам пришлось померзнуть, дожидаясь появления шведов на дальности нашего огня, но уже через неполную пару часов показались шведские саперы, проводившие разведку местности. Хм, об этой разведке надо будет доложить, конечно, но пока что мы им помешаем…

Прошло еще не меньше четверти часа, пока разведчики не вошли в опасную для себя зону. Мы с Мирошкиным поменялись штуцерами и выбрали себе цели. Выстрелили мы почти залпом, и два шведа — сержант и солдат — повалились тоже практически одновременно. Остальные, пригибаясь, скоренько наладились от нас подальше. Впрочем, и мы не стали наглеть, и двинулись восвояси, удовлетворившись достигнутым результатом.

— Как успехи, подпоручик? — поинтересовался майор Малеев, когда мы вернулись в расположение роты. Майору этому, командиру Восьмого охотничьего батальона, генерал-полковник Романов поручил разобраться с моим рапортом, а роту нашу как раз тому батальону и придали в подчинение. К затее моей майор поначалу отнесся с прохладцей, посчитав ее прожектерством слишком много о себе понимающего офицерика с университетским образованием, однако, надо отдать ему должное, постарался вникнуть и препятствий не чинил, хотя и не помогал особо. Больше же всего меня в майоре Малееве раздражало то, что он, несмотря на мой «георгий», упорно не переходил на общение без чинов. Что ж, желание показать ему полезность моей затеи от этого только выросло.

— Работает, господин майор, — скромно похвастал я. — Сегодня думаю на всю полуроту штуцеры инкантировать.

— Ну что же, — согласился Малеев. — с полуротой можно будет уже судить о вашей затее.