Царские дети и их наставники

Мы уже знаем, что из языков Анне Петровне велено было обращать особенное внимание на немецкий, а Елизавете Петровне на французский. Девятилетняя Анна уже настолько владела немецким языком, что могла даже переписываться с родителями на этом языке. Отвечая на послание дочери, Екатерина уговаривала ее «для Бога, потщиться писать хорошенько, чтоб похвалить за оное можно и вам послать в презент прилежания вашего гостинцы, на что б смотря и маленькая сестричка так же тщилась заслуживать гостинцы». Таким образом, добрый пример прилежания одной сестры должен был действовать на другую. Что касается непосредственно Елизаветы, то ей государыня Екатерина Алексеевна постоянно твердила, что от нее ничего так не требуется, как совершенное знание французского языка и что на это существуют серьёзные причины.

Пётр внимательно следил за успехами дочерей, интересовался их выбором чтения и поощрял к занятиям. Войдя к ним однажды во время урока и застав Елизавету за чтением французских писем госпожи Ламберт, он попросил перевести ему одну страницу. Когда дочь выполнила это желание, государь, приласкав ее, сказал:

— Счастливы вы, дети, счастливы вы, что вас воспитывают, что в молодых годах приучают вас к чтению полезных книг… Ах! Если б меня в детстве учили так, как следует, я охотно отдал бы теперь палец с руки моей!..

Елизавета Петровна оправдала желание отца. Она овладела прекрасно всеми новыми языками, которые ей преподавались, полюбила чтение и даже могла сама очень недурно писать стихи тем самым размером, который только впоследствии первым ввёл в нашу литературу Ломоносов.

Елизавете Петровне народная молва приписывает песню, где описывает ее грустное житье в селе Покровском во время правления Анны Иоанновны.

              Во селе — селе Покровском,
              Среди улицы большой,
              Разыгралась-расплясалась
              Красна девица душа,
              Красна девица душа,
              Авдотьюшка хороша.
              Разыгравшись, взговорила:
              Вы, подруженьки мои!
              Поиграемте со мною,
              Поиграемте теперь:
              Я со радости — с веселья
              Поиграть с вами хочу.

              Приезжал ко мне детинка

              Из Санктпитера сюда;
              Он меня, красну девицу,
              Подговаривал с собой,
              Серебром меня дарил,
              Он и золото сулил:

              Поезжай со мной, Дуняша,

              Поезжай, — он говорил, —
              Подарю тебя парчою
              И на шею жемчугом;
              Ты в деревне здесь крестьянка,
              А там будешь госпожа:
              И во всем этом уборе
              Будешь вдвое пригожа.

              Я сказала, что поеду,

              Да опомнилась опять:
              Нет, сударик, не поеду, —
              Говорила я ему.
              Я крестьянкою родилась,
              Так нельзя быть госпожой:
              Я в деревне жить привыкла,
              А там надо привыкать!

              Я советую тебе

              Иметь равную себе.
              В вашем городе обычай, —
              Я слыхала ото всех:
              Вы всех любите словами,
              А на сердце никого.
              А у нас-то ведь в деревне
              Здесь прямая простота:
              Словом, мы кого полюбим,
              Тот и в сердце век у нас!

              Вот чему я веселюся,

              Чему радуюсь теперь:
              Что осталась жить в деревне,
              А в обман не отдалась!

Эта песня показывает ясно, что вторая дочь Петра Великого, несомненно, унаследовала от отца его даровитость, талантливость, но только, к сожалению, этим свойствам не дано было по обстоятельствам жизни широко развернуться и получить серьёзное направление. Отцу некогда было следить шаг за шагом за образованием дочерей; мать, со своей стороны, мало что могла им дать, так как сама нуждалась в руководителе; поэтому обе девочки, с самых юных лет, несмотря на приставленных к ним гувернанток, главным образом испытали на себе невежественное влияние разных мамок, нянек и необразованных приятельниц государыни.

Это обстоятельство наложило неизгладимый след на всю жизнь Елизаветы: она до конца дней своих была суеверна, полна предрассудков, старинных привычек и ложных страхов.

Так, ложась спать, она требовала, чтоб ей рассказывали сказки, причём сказки непременно страшные, с разным содержанием из выдумок невежественных торговок с базарных площадей! Кроме того, спать одна она не могла, а в ее комнате на полу непременно должен был лежать кто-нибудь из приближенных.