Велико бывало удивление послов, когда к ним выходил высокий неулыбчивый монах, на котором была обычная ряса чернеца с крестами на плечах. И если бы не пышное сопровождение бояр, не золотой посох, который государь сжимал в руке, не многое челобитие, вводившее всех присутствующих почти в религиозное исступление, можно было подумать, что это обычный старец, приглашенный на государев ужин, каких в русском дворце слоняется несчетное множество.
Царь в самом деле поживал в Александровской слободе в великом аскетизме, но зато он никогда не забывал о послах, в чье распоряжение отдавал девок едва ли не со всей округи. Государь шел на эту хитрость неспроста: редко кто из вельмож мог устоять перед чарующими ласками русских красавиц, а сполна изведав обходительность девиц, даже самый несговорчивый посол говорил Ивану Васильевичу:
— Да!
Даже строгие отцы сумели привыкнуть к частым отлучкам своих дочерей, разучились ворчать даже тогда, когда ночью их тревожил уверенный стук в дверь и властный посыльный незамедлительно требовал красавицу ко двору государя. В этом деле отыскивалась и лучшая сторона, когда дочь, возвратившись домой поутру, приносила по две жмени серебряных монет. Деньги в крестьянском хозяйстве дело не последнее: шубу можно справить, а то и борону кованую купить, а еще бабе перстенек медный присмотреть. А скоро многие отцы семейств Александровской слободы всерьез стали посматривать на дочерей как на один из главных источников дохода, продолжая завязывать в узелок припасенные гривны до ближайшей ярмарки.
Совсем иначе Иван Васильевич встречал польских послов, которые отличались особой похотливостью и обыкновенно заявлялись в пределы Русского государства с огромным количеством девиц, славившихся тем, что умели находить на мужнином теле такие места, что приласкай их — и сила возвращалась даже после двенадцати часов любовного бдения. Для шляхтичей царь выстроил дворец, в терем которого поместил красавиц, и польскому вельможе достаточно было поскрести в дверь, чтобы отведать слободскую девицу.
Иван Васильевич любил Александровскую слободу той отчаянной страстью, какую способен проявить великовозрастный детина по отношению к едва поспевшей девице: она для него и ягодка, которую нельзя отведать досыта, она и сладостный грех, за который не жаль вариться в смоле. Воздух в слободе был яблоневый, душисто-сладкий, и Иван Васильевич не сомневался в том, что точно такой же был в раю, когда Адам гостил с Евой.
Послы любили это место не менее, чем русский государь. Порой можно было подумать о том, что приезжали они в Александровскую слободу лишь для того, чтобы отдохнуть от опеки своих государей, попить вдоволь хмельной медовухи и позадирать подолы девицам.
Особенно хорошо грешилось на природе, как водилось еще с языческой старины.
Любимым местом гуляний был овраг, прозванный слободскими шутниками Дунькина щель. Он был узок и настолько глубок, что, казалось, уводил к горящим котлам ада, а темно-красная глина, густо выступающая на его крутых бортах, была несмытым первородным грехом. Овраг и впрямь наталкивал на размышление о гуляющей плоти: слишком он был узок, и, заросший густым лесом, мужикам, дерзким на плотское воображение, он представлялся бабьей лоханью в тот самый миг, когда дева готова была принять в себя горящее пульсирующее жало.
Вот здесь-то, в дремучих зарослях, и любились польские паны, да так рьяно, что на крики радости сбегались все парни и девицы Александровской слободы. Очень смешными выглядели напыщенные паны, когда под дикий хохот развеселившейся черни поспешно натягивали порты на крутые животы.
Послы любили наведываться в Александровскую слободу не только затем, чтобы окунуться в буйное веселье, которое частенько царило в стенах монастыря, но еще и для того, чтобы самим удостовериться в тех слухах, которые нечистыми побасёнками гуляли о царе Иване по всей Европе. Говорили о том, что русский государь разделил Россию на две половины и наведывался в опальную земщину подобно грозному завоевателю лишь затем, чтобы взять задержанный ясак. Что будто бы Иван Васильевич с каждого земского града берет всякий год по сотне девственниц на откупную и что в опришнину он отбирает только тех отроков, что способны к содомскому греху, и посвящает в свой орден только после того, как с каждым из них проведет грешную ночь.
Однако государь являлся к послам всегда в черном одеянии, представляя собой образец постнического подвига и смирения.
Сейчас в Александровской слободе государь появился для иного — Иван Васильевич надумал жениться. А потому он решил проверить — готовы ли кельи для встречи царских невест.
Монастырь и ранее был зело красив, а после того, как Иван Васильевич свез царскую казну в свою летнюю резиденцию, обитель и вовсе заблистала великолепием.