Царский витязь. Том 2

«Нет, не так. Не андархов. Милосердней завоевателей. Блюдя правду, встающую из письменных и устных преданий, к слову андархи прибегать буду пореже. Имя племени – как наставленный палец: смотрите, вот кто содеял то и это! Я райца. В делах прадедов я ищу не славы или оскорбления правнукам, лишь истоки нынешних бед…

Вижу, вижу, как отворачивается Цепир. Честит малодушным. Ваан закатывает большие глаза: нет бы излагать по выверенным писаниям, скрывая холостьбу прибаутками, сплетнями, диковинными притчами…

Как быть?»

Листы копились опрятной стопочкой. Ознобиша косился на них, крепко подозревая: придётся ведь переделывать. Вымарывать, вставлять. Вдумываться в каждое слово, ища единственное. Долгое, тяжкое дело. Ну и пускай. Впереди вечность.

«Как пересказать былое, не скрывая злодейств, но не растравляя древних обид? Не впадая ни в скуку, ни в легкоумие?

Верно положить цель – значит сделать полдела. Если глаз видит, стрела долетит…»

Словесный узор то и дело оборачивался облыжным узлом. Вроде того, что выскирегские одержимые искали на стенах судебни. Ознобиша изнемогал в очередном тупике, незаметно сползал в сон. Ослушные строки и тут преследовали его. Листы простирались до окоёма, письмена разбегались каплями оттаявшей ртути, он ловил их, стекающие меж пальцев…

Просыпался от толчка саней.

Выплывал в явь, к лихаревичам и плену. Пугался, торопливо отскакивал назад, в свою книжницу. Спасение давалось всё тяжелей. Впереди ждала вечность, однако земному пути в снегах Левобережья был отмерен предел.

Санки перевалили невидимый изволок. Устремились вниз по долгому спуску.

«Это мы куда съезжаем? – похолодел Ознобиша. Сердце неровными толчками карабкалось к горлу, живот смяла судорога. – Южный берег?.. Уже?..»

Санки остановились. На ноги шлёпнулся потяг.

«Нет. Не залив. Будь залив, сейчас летели бы, как на гонке за версту до притона. А они встали, зачем?»

Тайные воины приглушённо переговаривались. Что-то обсуждали, пошучивали. Как ни напрягал слух Ознобиша – ни слова не разобрал. Лишь двойной щелчок взводимых самострельных тетив. «Так вот зачем…»

Тело бешено напряглось, кожей чувствуя, как поводят железными головками хищные болты. В сердце? В голову? В брюхо, чтобы помучился?.. Сейчас, прямо сейчас, сквозь шубы и покрышки – удар! И ещё! И мгновенное, нутряное, необъяснимое знание: вот и всё. А ещё будет боль. Наверное. Наверняка. Ох как будет… но кончится.

«Коли так, отчего в городе не прибили? Без вести в пропасть не скинули? Чего ради сюда было тащить?..»

Ожидание немедленной расправы чуть отпустило.

С лица откинулась полсть, поддетая кайком.

– Что ж ты так, – укоризненно произнёс Белозуб.

Вьялец и Бухарка давились смехом, роняли с личин пушистую окидь. Они стояли чуть в стороне. Держали изготовленные самострелы.

«Я – что? Как?..»

Ознобиша замычал, мимо кляпыша потекла слюна. Подбородок схватило ледяной коркой, он не заметил. Белозуб сильным движением поднял его из санок. Поставил. Отвыкший, связанный пленник не удержался, упал. Белозуб присел рядом. Рукой в толстой рукавице дёрнул верёвку, освобождая лодыжки. Неприступный узел разрешился с первого рывка. Ознобиша сам показывал царевичу, как он вяжется, теперь не мог вспомнить названия. И – конечно, они были не на заливе. Долгий спуск вывел к небольшому болоту. По ровному плотному снегу струились белые змеи. Подхватывали Ознобишины мысленные листы. Лениво перебирали.

– Вот же горе в доме Владычицы, – неспешно, с показным упрёком продолжал Белозуб. – Что один брат, что другой. Только старший хотя бы на смерть вышел стойно, а младший… – Он перевернул пленника, словно куль, дёрнул ужище на запястьях. – Младший гнева правого убоялся, решил доро́гой сбежать… верёвки как-то распутал… Ну? Вставай, что ли. Беги.

Ознобиша затрепетал, завозился, собирая руки и ноги. Кое-как подогнул колени, привстал. Покосился на ближний лес.

– Дикомыт, жалко, не видит.

– Ему что? То на орудье, то девке песни свистит.

Двое стрельцов потешались испугом и слабостью обречённика. Оба сшибали пущенный снежок, иной меткости Чёрная Пятерь просто не знала. «Какое в лес удирать. Несколько бесполезных шагов и… Лучше движение сделать, какого не ждут. Всего одно…»

Когда пленник потянулся вперёд, ища то ли милости, то ли просто опоры, Белозуб слегка отступил. Качнулся нож на ремне… угодил прямо в ладони, ещё неловкие от лежания в путах. Ознобиша взвился с колен отчаянным рывком, какие удаются раз в жизни. Проворный Белозуб отшатнулся, закрываясь меховым рукавом. Коготь, вырванный из ножен, рассёк личину с повязкой, не поймав горла, косо впился в плечо. Полез в тело – легко, весело, жадно.

Всё началось и кончилось в единый миг.

Самострелы, взведённые казнить беглеца, упали на снег, двое бросились к вожаку. Белозуб рявкнул от неожиданности, отшвырнул Ознобишу. Простой нож тут и вышел бы. Либо в теле застрял, выскользнув из руки. Ознобиша черена не выпустил. Гнутый коготь так ударил в ключицу, что оскалилась кость. Рана вскипела бьющейся кровью…