Царский зять (3)

Весело и привольно было жить вдали от дворца, только огорчали занятия с дьяком Никиткой Зотовым, что учил его грамоте и арифметике, да обдавал его постоянным запахом перегара и чеснока. Петр потихоньку рос и не раз замечал торжествующий взгляд матери. Но однажды все изменилось в одночасье — Наталья Кирилловна один раз в сердцах бросила странную фразу — «родила проклятая полячка здорового выблядка — теперь на него шапку Мономаха наденут».

Но вскоре он полностью осознал смысл слов матери, когда царица родила еще одного сына, это было три года тому назад, как раз после Стрелецкого бунта, в котором было убито множество верных маменьке бояр, что постоянно ездили в Преображенское.

Наталья Кирилловна много плакала, и ему довелось подслушать ее слова, сказанные старой няньке — «полячка еще одного выблядка выпростала, теперь нашего Петеньку далеко от отцовского трона отодвинули. Никогда ему не царствовать, в монастырь отправят, и клобук наденут, ибо опасен он для Федьки и его змеи».

Петру в этот момент стало страшно, он уже многое понимал. Если кто донесет на эти слова, то маменьке несдобровать — ибо «слово и дело государево», и не посмотрят, что вдовствующая царица, на дыбу всех одним махом вздернут, и без всякой жалости.

Клобука монашеского себе на голову Петру вздевать страшно не хотелось, но куда деваться, если от государя строгое повеление пришло. Жить стало не просто скучно, а страшно.

Бояре и дворяне в гости больше не ездили, пропали все разом, боясь гнева царского. Дьяк-пропойца исчез, мальчишек разогнали. Зато три монаха денно и нощно стали над ним взирать неотступно, и читать с ним молитвы по любому случаю, от рассвета до заката. С ними мальчишка ходил бродить по окрестностям, в окружении угрюмой стражи, от которой не слышал других слов, кроме холодной отговорки — «не велено, царевич».

Наверное так и попал бы в монастырь, но два месяца назад царь Федор Алексеевич повелел выслать его с матерью, сестрой и всей дворней в город Галич, ибо того потребовал базилевс, которому Петр приходился родственником. Его старшая сводная сестра Софья, немногим младше маменьки годами, приходилось супругой грозного императора Юрия Льва, что отбил у турок Константинополь и венчался в соборе Святой Софии на царство. И в Москве его сильно побаивались все бояре, зато податные людишки благословляли и бегали в церковь ставить свечки «за здравие».

Мать собиралась со страхом и с радостью — боялась, что базилевс заточит ее «Петюнючку» в темнице каменной, и в то же время царь Федор уже не упрячет любимого сына в дальний монастырь навеки вечные. Уехали быстро, не теряя лишнего часа — мало ли что, вдруг царь Федор Алексеевич передумает, и заточит в монастыре.

Ехали долго и медленно, на постой вставали в хатах, маменька боялась что он простынет — а ему было жарко и до ужаса страшился везде ползающих тараканов. Потом плыли на стругах до Святогорской лавры — там была служба, и Петр после нее смотрел драгоценные королевские венцы Юрия Льва, которые там хранили как реликвию. А еще узнал, что базилевс много лет тому назад рубился во дворе с татарами, попал в неволю и поклялся, что всех рабовладельцев изведет и сделает людей вольными. И так поступил — крымское ханство изничтожил, и вольностями всех одарил.

Прибыли они с маменькой в Галич, тут их ждали посланцы базилевса, и строгий указ прочитали — царевичу, маменьке с сестренкой, «гостям дорогим», ехать в град Мариуполь, где сейчас император находится.

И вот тут всех ожидало чудо дивное — поставленный на необычную дорогу из железных досок, уложенных на обрубки бревен, вагончик с окнами, в который была впряжена пара крепких лошадей.

Внутри были удобные диванчики с мягкими сидениями, хватило на всех, ведь вся свита из старого слуги и трех нянек, да девки сенной. И поехали — а Петр стал буквально донимать вопросами посланника в стрелецком кафтане, в чине полковничьем, при оружии, с висящими усами, со странным прозвищем Бородай.

Тот отвечал охотно — базилевсу служит десять лет, вагончик есть конка — на таких всех людей и грузы по Донбассу перевозят круглый год, и ей никакие дожди с грязью не страшны. Ибо на насыпи из мелких камней уложены шпалы, а к ним прибиты железные рельсы. И вагончик не скатится с них, ибо с внутренней стороны колес специальные выступы, что ребордой или гребнем именуются. Едут конки круглый год туда и обратно — для того два пути проложены, на станциях через каждые тридцать верст коней перепрягают. И предложил под аханье маменьки подняться на крышу по лестнице, и там ехать наверху и любоваться природой.

На площадке, огражденной небольшим заборчиком, стояли диванчики — Петр смотрел и озирался, потрясенный увиденными картинами, а Бородай курил, и на предложения спуститься вниз с царевичем отмахивался — «воинам не к чему среди бабья ехать».