Царственная блудница

Булгаков смотрел – и ужасался. Коров на Камчатке нет, одни только олени. Младенцы их зовутся, конечно, оленята. Гору здесь именуют не горой, а сопкою. Небось потому, что она дымом сопит. А впрочем, черт его знает почему! Домов человеческих раз два и обчелся, только те, что солдатики для себя построили. А прочий народишко, даже и ссыльный, живет на манер тутошних обитателей, туземцев, – в неких сооружениях из оленьих шкур, набросанных на шесты. Жилище сие именовалось «чум», и подпоручик Булгаков вдруг задумался, нет ли в сем слове общности со словом «чума»? Ей богу, что то, что другое равно страшно для обыкновенного человека, не рожденного в сей невообразимо далекой земле, называемой Камчатка, а сосланного сюда – пусть даже и за преступления действительные.

А каково пострадавшему безвинно?.. Можно ли вообще тут выжить? И кто знает, жив ли тот человек, коего он, подпоручик Семеновского полка Булгаков, вот уж третий год пытается разыскать по всем острогам земли русской? Поиски его безуспешны, и все чаще приходит в голову, что нет больше на свете той бедовой головушки, на кою свалилось сначала счастье великое, а потом столь же великое страдание?..

Ни одного упоминания имени и участи Шубина в бумагах всех острогов, где побывал в его поисках Булгаков. Ни одного отклика на призыв:

– Кто здесь бывший лейб прапорщик Алексей Шубин?

Полная тишина и безвестность! На это обрекла его бывшая императрица Анна Иоанновна, пусть ее черти дерут в аду, прости господи!

Булгаков при упоминании черта даже не перекрестился – за время своих затянувшихся поисков столько раз поминал нечистого, что рука отвалилась бы, если непрестанно крестами обмахиваться.

Главное, имя Шубина было неизвестно даже в канцелярии сибирского губернатора. Кое– как удалось выяснить, что ордер об аресте и ссылке выписывал генерал фельдмаршал Бурхард Христоф Миних, сам уже несколько лет отбывающий ссылку в Пелыме. К нему был спешно отправлен курьер, и Миних, выговорив себе некоторые послабления и увеличение содержания, указал таки место, куда он (по приказу самой императрицы Анны Иоанновны) заслал бедного прапорщика. Где то на Камчатке.

Но где именно, об этом не ведал даже Мининх.

«Шубин, Шубин… – мысленно твердил Булгаков, словно заклинание. – Где ж ты, Алексей Шубин?! Конечно, тебя разжаловали, тебе было запрещено называться собственным именем, ты путешествовал от острога к острогу, от пересылки к пересылки под немыслимыми кличками, но почему не отзываешься, когда тебя выкликают на всю Россию?! Не значит ли это, что тебя и впрямь можно отыскать не на этом свете, а уже на том?»

Булгаков отвернулся от прекрасной долины, на зеленой глади которой отдыхал его взор, словно на просторной глади моря, и с тоской посмотрел на толпу народа, стоявшего в некоем подобии строя.

Мать честная, ну и рожи… И ведь каждый из них когда то был человеком!

Чуть поодаль столпились узкоглазые бабы с таковыми же ребятишками. Кошмарная картина! А впрочем, нет, у малышни проглядывает в лицах нечто русское. Ведь эти болдыри[11] порождены ссыльными в сожительстве с камчадалками.

Бр р!.. Булгаков содрогнулся. Только в самом страшном сне решился бы спать с такой узкоглазою!..

А разве жизнь здесь не похожа на самый страшный сон? Нет, еще неведомо, как ты сам повел бы себя, подпоручик Семеновского полка, когда бы этой вот далекой землей был положен предел всем твоим мечтаниям и надеждам, предел самой жизни и всему человеческому, что еще оставалось в тебе.

Неведомо, каким стал бы ты. А потому – погоди судить! Не за этим тебя сюда прислали.

Булгаков мрачно кивнул сам себе.

Все, дальше ехать некуда. И в самом деле – некуда! Если и здесь, в земле Камчатке, не сыскать Шубина, придется возвращаться несолоно хлебавши. Ох, не пожалует его своей милостью матушка императрица. А самой то ей каково будет проститься с последней надеждою разыскать былую любовь? Ведь когда они повстречались с Алексеем Шубиным, она была всеми забытой, прозябавшей в безвестности царевной Елисавет, и представить ее взошедшей на престол казалось немыслимо!..

Что?

Булгакова даже шатнуло от внезапно поразившей его догадки. Немыслимо, немыслимо… а и впрямь! Шубин и помыслить не может, что его давняя возлюбленная теперь самодержица императрица! Здесь и острожное начальство о смене власти не ведало – что ж говорить о ссыльных поселенцах? А ну, коли Шубин молчит и не отзывается лишь потому, что не хочет навлекать на свою многострадальную головушку новых гонений?

Надо попробовать… Попытка то ведь не пытка!

Подпоручик Семеновского полка Булгаков выпрямился во весь свой немалый рост, развернул плечи – и гаркнул во всю глотку, как на параде:

– Виват, наша новая императрица Елизавета Петровна! Многая ей лета а!

Тихо стало – ну ей богу, слышно, как ветерок, что налетел с моря, гладил шелковую траву.