Царственный паяц

События последних дней, все эти переживания - сделали со мною то, что я сегодня

окончательно изнервничался, мне хочется забыться, побыть в полном одиночестве.

Я сегодня весь день лежу, никого не принимая, и страдаю, всей душою страдаю,

моя дорогая, моя любимая Лида! Мне так нестерпимо тяжело, так больно и гадко, что

ты не осудишь меня, если я и к тебе не приду сегодня: мне надо отдохнуть, дорогая,

надо привести мысли в порядок.

Около меня враги, около меня мелкие, чужие мне люди. Я запираюсь от них, я один

в своей комнате.

Призови меня завтра, дай сегодня мне поправить себя.

Я скучаю, я тоскую, я болею.

Вчера все было скверно, я все сказал, как условились, она выслушала, не удивилась,

была холодна, сдержанна, обещала все прекра-

тить. Я видеть тебя хочу, но мученья мои ужасны. Понимаешь ли ты, как все правы

и несчастны.

Прости, я не могу больше писать, я так истерзан. Ободри, ободри меня, Лида, моя

чуткая, способная все оправдать.

Приникаю к рукам твоим

нежно и грустно — в изнеможении.

Игорь твой

3

21

мая 1913 г.

Ст. Веймарн, Балтийской ж. д.,

Мыза кн. Л. А. Оболенской — «Пустомержа» 21-го мая 1913 г.

Дорогая Лида!

Прости меня, что так долго не собрался тебе ответить на твое, - я сказал бы

несколько странное, - письмо, в котором ты предостерегаешь меня против... алкоголя.

Из этого «предостережения» я мог вынести впечатление, что ты — но какие же у тебя

основания? — считаешь меня и действительно алкоголиком. Неужели каждый,

выпивающий несколько рюмок вина или, даже допустим, изредка бутылку -

непременно уж пьяница, непременно уж алкоголик? Позволь, Лида, мне протестовать

против этого... наименования. Я, право же, пью умеренно.

Что касается твоих писем, ты можешь быть совершенно спокойна: их больше нет,

ведь ты меня, уезжая, так просила.

Я не пишу тебе подробно и много, думая, что ты уже в Малаховке, но, если ты

получишь это письмо, я могу писать тебе и на дачу. Если ты, конечно, желаешь. Я

переехал сюда десятого — вместе с Еленой и Валерией, погрузившись сразу в тишь и

уединение, о которых так тосковала душа моя. Я хочу прожить здесь до 15-го

сент<ября>, а 2-го ок- т<ября> мы - Ф<едор> К<узмич>, А<настасия> Н<иколаевна> и

я - вновь поедем, — во второе, — турнэ по городам Прибалтийского края, в зимой - по

Сибири.

Летом надо хорошенько отдохнуть... после Кавказа, надо многое сделать. Нервы

мои утихли «в этих раскидистых кленах», и я уже порядочно здесь написал. Пока еще

никто ко мне не приезжал; на днях, сУДя по их письмам, собираются Сологубы.

Последний в этом сезоне всчер был у них перед моим сюда отъездом — 8-го мая. Я

встретил там Мережковского, ГТиппиус, Тэффи, Глебову, «офицерика Колю» и дру

г<их>. Много лестного услышал я о себе на этом вечере, и много читал новых и

старых! - стихов. Читал и «Качалку грёзэрки». Ежедневно получаю массу вырезок о

«Кубке»; из газет узнал о приезде Бальмонта, которому, если встретишь, передай, что я

54

рад его возвращению и приветствую его.

Сердечно кланяюсь С<ергею> А<лексеевичу>, тебя целую. Теперь пиши о себе,

милая Лида.

Игорь-

4

5

июня 1913 г.

Веймарн, «Пустомержа» 5 июня 1913 г.

Дорогая Лида!

Спасибо за письмо, но не пиши впредь заказными, - у нас их неудобно получать,

приходится ходить самому на станцию, а что может быть хуже станции, не правда ли?

Вообще, письма здесь никогда не пропадают.

Впрочем, и глухие, - как, наприм<ер>, Веймарн, - станции имеют своеобразную

прелесть: интересно смотреть на проезжающих хорошеньких; Балт<ийская> же дорога

в этом отношении имеет еще и то преимущество, что по ней едут преимущественно на

курорты, вроде Мариенгофа, Гунгербурга, Дёббельна и проч. - через Ригу, Ревель,

Нарву. Едущие же на курорты, большей частью хорошенькие. Так уж водится.

В Троицу приезжали к нам Сологубы. Я показал им местные

достопримечательности и свел на прогулку, приблизительно — верст в шестнадцать.

Они порядком утомились. Уехали после полуночи.

Вероятно, Сергей Алексеевич уже получил мое письмо, на Малаховку

адресованное. Я очень рад твоим сценическим успехам и желанию съездить за границу,

чтобы поиграть и там. Все это так возможно, конечно.

Только напрасно ты думаешь, что то мое письмо - злое и нехорошее: сам я добрый и

хороший, значит - такое же и письмо. Или это тебе так показалось. Ну, прости.

Ты спрашиваешь, сердится ли еще А<настасия> Н<иколаевна>? Нет, давно уже не

сердится и относится к тебе, по-прежнему, хорошо. Да и за что, да и на что сердиться?

Все — в прошлом. Если не поленишься, пиши мне, Лида, тебе, может быть, есть о чем

писать. Наша же

жизнь так однообразна — и настолько в деревнях! -- что трудно сооб щить что-

нибудь интересное.

Целую тебя, шлю привет

Игорь-

3

13

июля 1913 г.

Веймарн, 13-го июля 1913 г.

Дорогая Лида!

Все эти дни я много и тяжко волновался и даже два раза ездил в Петерб<ург>: мама

очень плохо себя чувствует, а при ее возрасте даже пустяк опасен. Слабость,

головокружение, апатия, вялость языка. Симптомы не из важных.

На днях состоится концерт в Дуббельне, около Риги. Приглашен Чеботаревской

читать. Она и Фед<ор> Кузм<ич> очень мило устроились в Иеве, вблизи моря.