Царственный паяц

вновь окружен безденежьем, дачниками и физиономиями своих вечных кредиторов. В

результате - совершенно расклеился и чувствую себя мерзко, сижу все Дни дома и

только и мечтаю о часе, когда смогу вновь попасть в иЦа$1е. Из письма М<акара>

Д<митриевича> узнал, что наконец-то дождались Вы приезда сестры. Радуюсь от души

за Вас и прошу передать ей мои приветствия. Один мой знакомый обещал привести в

иуа$1е «Тост безотв<етный>». Я перепишу «Поэзу о Иоланте» и вышлю Вам ее

незамедлительно. Как поживает маленький Асаф? Я думаю, он говорит по-шведски не

хуже, чем по-русски, — не так ли? М<акар> Д<митрие- вич> прислал нам

фотограф<ическую> открытку — с невестой он сам. По-моему, он выглядит очень

хорошо, помолодел и посвежел. Мечтаю отдохнуть до 1 октября основательно, а затем

двинуться или по Евро- пе. или же прямо в Москву. И в том и в другом направлении

мною уже

предприняты соответствующие шаги. Так, напр<имер>, на днях я получил письмо

от Долидзе, который устраивает теперь вечера Алексею Н. Толстому. Кстати — не

знаете ли Вы адреса Александры Михайловны Коллонтай, моей троюродной сестры?

Жена и я шлем Вам наши лучшие пожелания. Целую Ваши ручки.

Всегда Ваш

Игорь

27

30

июня 1923 г.

Тойла, 30 июня 1923 г.

Ваше безмолвие теперь уже положительно пугает меня, дорогая Августа

Дмитриевна! Две недели — ни звука. Мы до сих пор еще в Тойле. Я не знаю, что и

78

подумать. Очевидно, дело уже не в почте, а что-то у Вас произошло. Жду с большим

волнением известий. Шлем Вам наши добрые пожелания, ждем писем. Откликнитесь

— что с Вами? Привет сестре и маленькому Асе.

Ваш Игорь.

Р. Б. Я взволнован тем более, что давно знаю Вашу почти классическую

аккуратность и точность!

Иг.

28

11

июля 1923 г.

Тойла, 11 июля 1923 г.

Вместо очередной субботы пишу вам в среду, дорогая Августа Дмитриевна.

Благодарю Вас за открытку, рад, что у Вас все благополучно, а я, признаться очень

беспокоился. Благодарю также за обещание выслать чек, получив который в тот же

день поеду на озеро. Извиняюсь, что не написал в субботу, но настроенье у меня все

это время — очень и очень подавленное, настолько, что перо валится из рук и безверие

все сильнее, все мрачнее. Наступило дивное лето, но я его не вижу, т. к. приходится

жить вовсе не так, как хочется, а Вы, ду

мается, знаете без пояснений, что это значит. Тем более трудно это для меня при

моем характере. Для того, чтобы я был светел и продуктивен, так мало нужно, и

отчаяние черное берет, когда и этого нет. А обстоятельства складываются именно таким

образом, что вне озера у меня вовсе нет никакой жизни, а сплошь страданье. Я не буду

теперь в открытке вдаваться в подробности, как-нибудь при случае, при личном

свидании, я сообщу Вам много непреложного и печального в высочайшей степени, а

пока скажу Вам только, что считаю дни и часы, когда смогу быть на озере. Прошу

принять Вас мой искренний, самый сердечный привет. Целую Ваши ручки, верю в Вас,

в Вашу дружбу.

Ваш Игорь

29

14

июля 1923 г. и^е, 14. VII. 1923 г.

Дорогая Августа Дмитриевна,

Как только получил от Вас открытку, что чек выслан, отправился к себе на озеро,

вздохнув с облегчением. Показав хозяевам чек, получил кредит, а сам, получив его из

Тойлы, отправился в Ревель для учета по курсу дня. Выражаю Вам свою искреннюю

признательность за него. Итак, в настоящее время сумма моего к Вам долга равняется

160 кронам. Я не теряю надежды возвратить Вам ее с благодарностью через год-два.

Вы оказываете мне большую, неоценимую услугу, давая мне теперь кроны, т. к. я

положительно не желаю жить теперь в Тойле и мечтаю продержаться на озере вплоть

до своего отъезда за границу в конце сентября или в первых числах октября.

Единственно о чем заклинаю вас — не откажите высылать точно ежемесячно, дабы я

мог спокойно набраться сил к предстоящей трудной поездке. Первый раз Вы выслали

15 мая, во второй - 7 июля. Поэтому, дорогой друг, получился слишком большой

промежуток, и у меня нарушился весь бюджет. За это время я вынужден был опять

задолжать теще, что для меня крайне неприятно и болезненно. Я верю, Вы войдете в

мое положение и дадите возможность впредь вовсе не ездить в Тойлу до осени. О, если

бы Вы были так добры - выслали деньги первого и пятнадцатого августа: это дало бы

мне возможность «войти в жизнь». А затем уже — 15 сент<ября>. Если бы Вы сделали

так, я был бы счастлив, как может быть счастливо только дитя, т.е. безоблачно,

беспредельно. Обращаюсь к Вам как к родной. Других родных у меня почти нет

никого. Да, почти н и к о г о. Не ставьте же меня в зависимость от людей мне Ч УЖ

дых - вот страстная моя мольба. Это - непереносная боль, это такое униженье

79

непередаваемое.

А раз не будет такого положенья, о чем грустить мне? Озеро, тишь, стихи, надежды

на осеннее путешествие. Буду светел, радостен, независим.

Отправляю это письмо через одного учителя, который послезавтра едет в Тойлу.

Я так светло хочу увидеть вас, чтобы поцеловать ваши ручки, смотреть в Ваши

ясные глаза и говорить, говорить с Вами без конца о том, о чем говорят только с такими

испытанными друзьями, как Вы, дорогая моя и хорошая.