— И каждый раз, — продолжаю я, — каждый раз я вас приглашаю. Пусть вам не нравится музыка — или больше не нравится, — но, черт побери, мы просто хотели, чтобы вы весело провели время. Хорошо провели время. Но нет, вы говорите, что у вас больше нет друзей. Интересно, почему.
Она вздрагивает.
Теплая рука, рука Клауда, касается моего запястья, но я смахиваю ее со своих пальцев. Глаза щиплет, подводка потекла. Но я еще не закончила.
— Ваша подруга Морган… — говорю я. — Я не поверила ей, когда она сказала, что знает вас. А знаете почему? Потому что она очень похожа на меня. Она такая же, как мы. Я не думала, что вы захотели бы иметь что-то общее с таким человеком. И, наверное, так оно и есть.
Клауд снова хватает меня, и на этот раз я отдергиваю руку. Встаю, натягиваю капюшон, иду к двери. Будь они прокляты, дождь и Ванесса.
— Подожди. — Это голос Клауда, не Ванессы. — Подожди, Пятница.
Я разворачиваюсь и жду, скрестив руки на груди. Мое лицо в тени, и я надеюсь, что им не видно, во что превратилась моя косметика.
Клауд поворачивается к Ванессе. Та снова смотрит на свои руки. Он придвигается к краю дивана, дотрагивается до кончиков ее пальцев, и она не убирает рук.
— Пожалуйста, приходите. Скажем, сегодня вечером? Вы будете в толпе. Вы можете посмотреть на нее издалека. Не обязательно к ней подходить, если не захотите.
О, Клауд, думаю я. Вот почему я тебя захватила с собой. Эта мягкость…
Вот почему я тебя люблю.
Я никогда не думала так, никогда не говорила таких слов даже самой себе. Я люблю наркомана перед концом света, а мост скоро прогнется, дом вот-вот рухнет. Катастрофа неминуема, говорит Фелисити. Кто захочет такое признать? Глупые слезы, горячие и липкие, текут по щекам. Я наклоняюсь, беру грязное полотенце с канистры и утираю лицо.
Я выгляжу глупо, но они на меня не смотрят. Ванесса, прижав свою руку к руке Клауда, кивает.
— Хорошо. Отлично. — Клауд с облегчением улыбается — широкой, детской улыбкой. — Они уже все настроят к тому времени, как мы вернемся. Это в церкви, заброшенной из-за наводнения. Никто нас не побеспокоит. Мы найдем, кто сможет захватить вас по пути…
— Клауд, — прерываю я. Слава богу, мой голос снова звучит нормально. Слава покровителю беззаботно живущих, который неясно почему, кажется, нам благоволит. — «Грей Сити» все еще у Фелисити. У нас их фургон.
Ванесса выходит из фургона осторожно, словно тут крутом по колено воды. Одна нога, потом другая, и вот белые кроссовки на плоской подошве стоят на пятнистом от дождя бетоне, уже подсохшем на полуденном солнце. Фелисити стоит на переднем крыльце в атласном халате цвета шоколадного мороженого, с сигаретой в руке.
— Здравствуй, дорогуша, — не моргнув глазом обращается она к Ванессе.
К тому времени как мы с Клаудом поднимаемся по ступенькам, Ванесса уже в прихожей, а Морган, или как она там теперь себя называет, стоит в дверях гостиной. В другом жилете и тех же кожаных штанах, с распущенными волосами и накрашенным лицом. Улыбаясь и плача одновременно. Ее карандаш для глаз тоже течет.
— Оставим их одних, — шепчет Клауд мне на ухо. Я подталкиваю его к своей комнате и незаметно бросаю ключ от фургона «Грей Сити» обратно в обувную коробку.
Записка на моей подушке. Зеленой ручкой на линованной бумаге написано:
Хочу, чтоб ты знала, что я не расстроюсь, если она не захочет меня видеть. Просто дай ей знать, что я ее искала. Что кто-то все еще помнит о ней. Спасибо, что помогала ей, Пятница.
С любовью, Хель.
Я прочла дважды.
— Она же не всерьез?
Передаю записку Клауду, и он быстро пробегает ее глазами.
— Скандинавская богиня подземного мира? — Он пожимает плечами. — Тело богини Хель — наполовину черное, наполовину белое, так что, пожалуй, это имеет смысл, с ее татуированной рукой. Или, может быть, хочет быть в стиле с рисунком Нагльфара, которым она расписала полгорода.
— Я не о том, — говорю я. — Ну не только о том. Я имею в виду, что ее, кажется, удивляет, что кто-то помогал Ванессе.
— А тебя это не удивляет?
Он кладет записку на подоконник. Еще только полдень, а небо уже краснеет. Осень наступает — или, может быть, конец света.
— Ванесса казалась слегка…
— Чокнутой?
— Трудной, я хотела сказать.
— Да, пожалуй. — Присаживаюсь на край кровати, и Клауд садится рядом, складывая по-турецки свои длинные ноги. — Просто, наверное, я ожидала, что все, в общем, будет нормально. Или нет, не все будет нормально, а люди. Можешь считать меня чокнутой.
— Добро пожаловать в клуб, — говорит Клауд. Он откидывается на матрас, опираясь на локти. Глядит на меня, ухмыляясь. — Думаю, мы все по-своему сходим с ума. Ванесса… не знаю, может быть, она параноик, или, может быть, действительно знает что-то такое, чего не знают другие. Фелисити держится за иллюзии о Мие, я глотаю таблетки, и вся эта хрень про Морган, Хель и гребаный Рагнарёк… все это довольно безумно.
— А как схожу с ума я?
Он облизывает губы. Протягивает ладонь к моей щеке и нежно стирает полосу подводки большим пальцем.
— Трудно выразить словом, — говорит он. — Но мне нравится.