Царство. 1951 – 1954

— Будьте здоровы и счастливы! — продолжал Хрущев. — Будь здоров, Вячеслав Михайлович! — он потянулся и чокнулся с Молотовым. — И ты, Лазарь Моисеевич! И ты, Георгий Максимилианович! И все вы, ребята, ваши близкие и дети!

— За нас! — подхватил Ворошилов. — Давайте споем, — и затянул:

Когда простым и нежным взором,
Ласкаешь ты меня, мой друг…

Музыканты повскакивали с мест, хватаясь за инструменты.

Необычайным цветным узором,
Земля и небо вспыхивают вдруг!

Счастливые голоса подхватили:

Веселья час и боль разлуки
Готов делить с тобой всегда,
Давай пожмем друг другу руки,
И в дальний путь, на долгие года!

1 января 1954 года, пятница

Было четыре часа утра. Руководство разъехалось и на краю главного стола расселись ответственные за новогодний прием.

— Ну, ребята, теперь выпить можно. С Новым годом! — приподнимая рюмку, произнес комендант Кремля.

— С Новым годом, товарищ генерал! — заискивающе чокнулся с Брусницыным заместитель — Иван Васильевич Хрусталев.

Подполковник Кириллов чокался с некогда могущественным Хрусталевым снисходительно, понимая, что его собственное положение в данной компании особо значимо, и если бы не сокращение генеральских должностей, за которое нещадно взялись после ареста Берии, он бы давно щеголял толстыми красными лампасами, а так, застрял в подполковниках.

«Ну, ничего! — про себя подумал Кириллов, надменно оглядывая с его точки зрения дутых генералов. — Завстоловой, бывший сталинский шашлычник — генерал; закупщик кремлевских продуктов, старый хрыч, из которого труха сыпется — генерал; везунок Хрусталев; да хитроватый комендант Брусницын, успевший получить генеральское звание! Находиться же при жене Маленкова означало несоизмеримое превосходство, ведь Валерия Алексеевна вершила политику, бесцеремонно принимая любые решения за мужа, по существу она была председателем Совета министров».

Чопорный маленковский прикрепленный застыл с неприступным выражением на лице.

— Давай, Владимир Петрович! — глядя в ехидные глаза Кириллова, звенел рюмкой когда-то недосягаемый Хрусталев, и добавил, обращаясь уже ко всем: — Замечательно вечер прошел!

— Да, все довольны! — согласился Брусницын и маханул полную стопку. Водка обожгла нутро. Так всегда бывало, когда ходил «на нервах», когда напряжение нарастало часами. Водка, точно лекарство, растворяла душевную накипь, снимала перенапряжение. Вторая рюмка, выпитая комендантом Кремля вслед за первой, навела в тяжелой голове порядок, мозги наконец поплыли и на сердце потеплело.

Брусницын с заместителем и подполковником Кирилловым до последнего оставались в соседствующей с залом комнате, где сервировалось застолье. Через приоткрытую дверь предупредительно приглядывали они за происходящим, периодически приходили в кухню, где за поварами зорко следили глаза сталинских земляков: Романа Андреевича и Ивана Андреевича. На таком ответственном мероприятии невозможно было допустить перекос. Заботливо провожая именитых гостей до машин, суетливо подносил комендант женские сумочки, детские подарки, самозабвенно козырял!

«Чего ж ты, Коля, с нами не выпил? — сетовал на коменданта Маленков.

«Не положено, я при исполнении!» — отвечал подтянутый Брусницын.

«Приди ко мне завтра, я тебе имбирной настойки передам!» — продолжал довольный премьер.

«Вы отдыхайте, Георгий Максимилианович, а настойка никуда не убежит!»

«Нет, зайди, зайди!» — не успокаивался председатель правительства.

«Я к вам прямо в первый рабочий день прибуду!» — сиял польщенный Брусницын.

«Вот и прибудь!»

Стоявший за маленковской супругой подполковник Кириллов угодливо скалился. Из-за спины бывшего подчиненного, которому сегодня досталась похвала, самозабвенно улыбался Хрусталев, безукоризненно соблюдая субординацию.

После половины третьего и остальные гости стали разъезжаться. Непривычно было смотреть на улыбчивого Кагановича и румяного, разговорившегося Молотова, которые ушли в обнимку в три ноль пять. Хрущев укатил перед ними, Первухин с Сусловым — сразу за Хрущевым; остальные же гости не желали расходиться, танцевали, горланили песни. Поющего во весь голос Николая Александровича Булганина вели к машине под руки, Роман Андреевич, увиваясь за маршалом, старался подпевать и все время держался в поле его зрения. Сразу после смерти Сталина он утроил внимание к министру Вооруженных Сил: исправно снабжал продуктами его дачи и квартиры, но сегодня высказывать маршалу уважение надо было так, чтобы никто из других именитых персон не обиделся. От усердия к концу вечера Роман Андреевич насквозь пропотел.

— Тебе, Роман Андреевич, моя особая благодарность! — похвалил снабженца порозовевший от выпитого комендант Кремля. — Все сделал безупречно!