Екатерина Алексеевна закрыла глаза и замерла. Ноги гудели, но постепенно боль ушла. Очнувшись, женщина два раза нажала на звоночек, выведенный под крышкой рабочего стола. Двумя короткими звонками секретарь горкома требовала подать кофе, три коротких звоночка означали — нести коньяк, один вызывал референта, а если длинный долгий прозвон — уезжаем! Выпив кофе, она всегда пила его очень сладким и обязательно с долькой лимона. Екатерина Алексеевна выкурила легкую ментоловую сигарету, потом снова втиснулась в туфли (хочешь не хочешь, а разносить их придется), и вышла в соседнее помещение. Встав перед огромным зеркалом, хозяйка Москвы поправила непокорно вьющиеся волосы, пытаясь хоть как-то пригладить, припрятать, приглушить их искрящуюся красоту, но все попытки выглядели нелепо: не приглаживались эти шикарные волосы, не липли волосинка к волосинке, не бледнели под ровным электрическим светом скрупулезно уложенные, а горели, светились, сияли золотисто-рыжим разящим огнем! Такое богатство обстричь рука не поднималась. Волосы эти приковывали мужчин всех возрастов и званий, прожигали умы их насквозь, парализовывали, превращая Екатерину Алексеевну в заветную королеву.
Секретарь горкома окинула себя придирчивым взглядом, оценивая, как темное трикотажное платье подчеркивает точеную, словно выполненную восхищенным скульптором фигуру, и величавой походкой вернулась за рабочий стол.
После короткого звонка референт появился практически моментально, лысоватый, предупредительный.
— Иван Артемьевич, — на одной интонации проговорила Екатерина Алексеевна, — скажите, кто сегодня готовил зал к заседанию?
— Я, — глядя на секретаря горкома, ответил референт.
Екатерина Алексеевна с неудовольствием посмотрела на шестидесятилетнего, похожего на оживший колобок помощника.
— Кто раскладывал бумагу и карандаши? — уточнила она.
Иван Артемьевич растерянно пожал плечами.
— Не припомню фамилию.
— Потрудитесь узнать! — с ударением выговорила Фурцева.
Через десять минут Иван Артемьевич доложил:
— Стажер, студент четвертого курса Института международных отношений Валерий Кротов.
— Пригласите его ко мне.
Через минуту Валера стоял перед светлыми очами первого секретаря городского комитета партии. Екатерина Алексеевна внимательно оглядела молодого человека, потом вышла из-за стола и села напротив, продолжая не без интереса его изучать.
— Присаживайтесь! — она указала на стул рядом.
Стажер присел на самом краешке, не зная, куда девать большие, чуть дрожащие от волнения руки.
— Скажите, я могу называть вас по имени, Валерий? — негромко спросила Фурцева.
— Конечно, можете! — нелепо улыбаясь, ответил студент.
— Ну, рассказывайте, как вам у нас? — Екатерина Алексеевна глядела доверительно.
Кротов в ответ широко улыбался.
— Очень понравилось, как в сказке! Большое спасибо!
Губки у него были пухлые, алые, сам высокий, волос русый, непокорный, руки сильные, взгляд смелый — а он карандаши носит! Екатерина Алексеевна невольно поежилась.
— Никто вас не обижал? — осведомилась она.
— Что вы, никто!
— Не грубили?
— Нет.
— Грубость в этих стенах иногда случается, — вздохнула начальница и обратила внимание на его ресницы — длинные-предлинные. Ничего себе ресницы!
— Мне очень в горкоме понравилось. Если получится, буду опять на подмену проситься!
— Как это «на подмену?»
— Я заболевшую Ирину Ивановну подменяю, у нее ветрянка, детская болезнь такая. Представляете? — хмыкнул Валера. — Взрослые, если заболеют, очень тяжело ветрянку переносят. Думал, Ирина Ивановна месяца полтора проваляется, думал, пока ее нет, в горкоме покручусь, сведу нужные знакомства и на каникулы снова на подработку приду, а она с понедельника — хоп и выходит! Жаль! — с нескрываемым сожалением закончил стажер. — Видно, не судьба! — вздохнул он и опустил свои восхитительные, как у девушки, ресницы.
Руки его перестали нервно дрожать и спокойно лежали на высоких коленях. Екатерина Алексеевна встала и мягкой, очень плавной кошачьей походкой вернулась за свой стол. Кротов, как ужаленный, подскочил и опустился на место лишь тогда, когда хозяйка кабинета грациозно устроилась в необъятном кресле и благосклонно махнула рукой, позволяя присесть. По правую сторону от письменного стола стоял вытянутый столик, сплошь заставленный строгими белоснежными телефонами, иные из них были без дисков для набора номера, а представляли собой лишь элегантный корпус с трубкой. Телефонов было никак не меньше восьми. На корпусе каждого блистал золоченый герб Советского государства. Их властная суровость передавалась посетителям, мешая возражать и говорить чересчур громко. Валерий обеспокоенно поежился и опустил голову ниже.
«Костюм на нем сидит нелепо!» — придирчиво приглядывалась Екатерина Алексеевна.
Валера был моложе ее лет на двадцать.
— Значит, были на подмене?