Царство. 1951 – 1954

— Не я увеличиваю, жизнь требует! А вы оправдания ищете. У вас сплошная говорильня! Говорят, из торфа можно сделать сливочное масло, но только, говорят, никто еще не сделал, а если и сделает, то мы пожелаем автору довольствоваться таким маслом, а сами на коровьем маслице проживем. Поэтому говорить попусту не надо, работать надо!

Радостью человека является не только наличие хлеба и мяса, но и хорошее жилье, даже в первую очередь хорошее жилье. Мы, товарищи строители, будем вас долбить до тех пор, пока не выдолбим! И еще у меня к вам вопрос: где участвует железобетон? Где железобетонные каркасы для домов? Я в конце прошлого года вопрос ребром ставил! Я имею данные, что железобетонные заводы работают на тридцать процентов мощности. Надо выжать из техники все возможное! Мы за красотами не гонимся, нам важно из землянок и бараков выбраться. Давайте делать из стеновых панелей. Отлили — и собирай, как конструктор! Сколько мы таких домов за год соберем? Будем строить быстро — получится каждой семье по квартире! Применяйте передвижную металлическую опалубку, после снятия бетон можно не обрабатывать, а сразу красить. Вот вам скорость.

Какое почетное звание — строитель! Какую радость он дарит людям! И что вы думаете, мне, первому секретарю ЦК, приятно вас гонять? Никуда это не годится! Куда ни сунусь, везде одно расстройство. Вот, к примеру, подвоз стройматериалов. Грузовики тыркаются на дороге, разъехаться не могут, тут затык, там затык — и движение встало, целый проспект парализован. Здесь, конечно, не только водители грузовиков виноваты, организация работ в первую очередь подвела. Во всем нужен порядок и надо строго спрашивать. У меня на фронте был такой случай, иду по улице, а на перекресток машина вылетает, не обращая внимания на регулировщика, регулировщик свистит, а машины след простыл. Я интересуюсь, чья машина? Генерал-лейтенанта Шатилова, отвечают. Я предложил шофера отправить в штрафную роту, и после этого подобных случаев больше не повторялось. Каждый шофер считает раз он возит руководство, ему все дозволено. А недавно с колоссальной скоростью передо мной промчалась другая машина. Оказалось, что эта машина начальника автоинспекции. Я сразу понял, что машина начальства. Теперь ни лихача этого нет, и начальник Госавтоинспекции новый. Примем строгие меры — будет налажен порядок!

13 апреля, вторник

Известие это обрушилось как гром средь ясного неба. Хрущевы только вернулись из МХАТа, где смотрели «Бесприданницу». Тамара Зяблова сыграла несчастную девушку, особенно хорошо получилось, как она бросила в отчима мокрую тряпку. Никита Сергеевич от души смеялся. Приехали домой, и тут эта неприятная новость.

— Найти и голову оторвать! — кричал Первый Секретарь. — Советский посол к врагу убег! Разыскать! Немедленно разыскать! Какой позор, какой срам! Где вы этого вшивого посла отыскали?

— Не посол он, Никита Сергеевич, сотрудник посольства, шифровальщик.

— Час от часу не легче! Он, гад, все наши тайны врагу сдаст! Найти! Схватить!

— Найдем! — обещал председатель Комитета госбезопасности.

Шифровальщик советского посольства в Австралии, человек, который имел доступ к множеству шифров, тот, кто прочел сотни документов, являющихся государственной тайной, прихватив жену, удрал к американцам.

— Выродок! — Хрущев схватился за сердце. — За что мне такое испытание, за что?! — и с несчастным видом опустился в кресло.

— Вам плохо?! — подскочил к шефу Серов.

— Накапай мне, Ваня, сердечных капель, там пузырек за шторой. Поищи.

— Тридцать капель?

— Лей больше! — стонал Никита Сергеевич.

— Сорок накапал, — генерал-полковник протянул стакан с валерьяновым настоем.

Хрущев проглотил лекарство.

— Вот бы когда лаборатория пригодилась, — вздохнул генерал-полковник.

— Какая лаборатория?

— С ядами, — пояснил Иван Александрович. — Трунов всю жизнь прятаться не будет, объявится где-нибудь в Америке, начнет по городам ездить, гадкие интервью давать, руки жать. Тут бы ему руку и протянули. День-другой, и не стало б паразита!

— Ты что, Ваня, несознательный? Яды мы больше не делаем! — напрягся Хрущев.

— Ну не поездом же его переезжать, а траванули бы красиво!

— Ты, б…дь, про яды забудь!

Серов спрятал глаза. Никита Сергеевич продолжал держаться за сердце.

— Трунов, паскуда, сам измучается, сопьется или от инфаркта сдохнет! Думаешь, ему там хорошо будет, за границей? Хер! Он продукт социалистический. Бабу ему подсунь, жена, небось, у него страшная, как гиппопотам, пусть молодуха его с ума сведет, деньги высосет и на стакан посадит!

— Какую-нибудь польку, — понятливо закивал Серов.

— Во, во, польку! А ты — яды! Налей-ка еще водички, а то одно лекарство во рту.

Иван Александрович снова потянулся к графину.

— Весь МИД, Ваня, прошерсти, все посольства перелопать, на прослушку каждый кабинет поставь, чтобы повсюду глаза и уши, глаза и уши! — лютовал Хрущев. — До чего докатились, дипработники бегут! А этот еще и жену прихватил, значит, давно готовился. Чего он, собака, им только не наболтает! Ох, горе мне, горе!

Никита Сергеевич взял стакан.