Царство. 1951 – 1954

— Зачем Сталина пинаешь? Со Сталиным не горячись. Столько лет при нем жили, хорошо ли, плохо ли, а порядок выстроился! Он вождь был, и ты, Никита Сергеевич, всем ему обязан. Думаешь, Лазарю Кагановичу? Нет, Сталину. При Кагановиче ты б до сих пор райкомом заведовал, а ненаглядная, на все согласная Фурцева Москвой командовала! Ты бы при ней в провожатых бегал, это в лучшем случае, — зло проворчал министр. — Сталин тебя на вершину вознес! А ты Иосифа кусаешь при каждом удобном случае, поносишь на чем свет стоит — нехорошо! Я уж на что обиженный из-за Полины Семеновны, и то себе такого не позволяю. Мы, Никита, со Сталиным повзрослели, войну прошли. Привычный уклад жизни ломать не следует. Политика это, а не баловство! В народе что подумают: Берия врагом оказался, теперь Маленков вредитель, я тебе уже про то толковал. Мы с тобой государственники, а не пустомели. Если твою практику поощрять, то про нас потом тоже плохо скажут, поэтому прошу тебя, сдержись! У большевиков общественные интересы выше личных. Партийный порядок для большевика — основа основ, на это еще Ленин указывал. А у нас — помер человек, зарыли в землю, значит можно его на каждом углу лягать! Нельзя, не по-марксистски это, не по партийному. Только у слабых или у недоразвитых каких-либо племен огульно ругают, хотя и не уверен. Не трогай Сталина, Никита Сергеевич!

Хрущев слушал не перебивая. Он добился своего, получил поддержку Молотова в деле свержения Маленкова, сидел поэтому тихо, покорно.

— А с Абакумовым что решим?

«Советуется, — оценил Вячеслав Михайлович, — видать, лед тронулся!»

— Эту сволочь в расход, — сморщился министр иностранных дел, — выблядок!

— Правильно! — воскликнул Хрущев. — Я думал, вы и за Абакумова заступаться приметесь.

— Хер с ним! — оскалился министр иностранных дел. — Палач, подручный Берии! В расход!

Хрущев устало потянулся:

— Пора нам, Вячеслав Михайлович, загостились!

— Провожу, — вставая, отозвался хозяин.

Хрущев послушно поднялся.

— Спасибо за угощение! — поблагодарил он.

— Как ты смотришь, если мы Маленкову Министерство строительства электростанций предложим? За электростанциями будущее, особенно за атомными, — произнес Молотов.

— Он на рядового министра не согласится, пост зампреда правительства попросит.

— Пообещаем, — благосклонно изрек Вячеслав Михайлович.

15 декабря, среда

Хрущев вышел в приемную встретить дочь Сталина Светлану Аллилуеву. Светлана совсем не изменилась, может, чуть осунулась, и вокруг глаз, если присмотреться, появились еле различимые морщинки.

— Здравствуй, Света! — Первый Секретарь шагнул навстречу, расставив руки для объятий.

— Здравствуйте, Никита Сергеевич! — тихо отозвалась гостья.

— Ну, пойдем! — не отпуская женщину, Никита Сергеевич увел ее к себе. — Садись на диван, на диване тебе удобней будет.

Светлана Иосифовна села. Хрущев устроился напротив.

— Как дела, рассказывай?

— Спасибо, все в порядке.

— Как дети?

— Хорошо.

Светлана сидела прямо.

— Рад, что у тебя жизнь складывается, рад! Чай будешь?

— Нет, спасибо.

— И я не буду, — отозвался Хрущев. — Решил вот тебя повидать, соскучился.

— Спасибо, что не забываете.

Никита Сергеевич по-отечески улыбался. Он часто вспоминал ее, Светланку. Сталин души в дочери не чаял, называл «хозяйка», «душа». Она была его гордостью, училась на «отлично» и, чем становилась старше, тем больше напоминала покойную мать. Светлане было около тридцати.

— За городом бываешь? — разглядывая суховатую женщину, спросил Никита Сергеевич.

— Некогда бывать, много работы на кафедре, — она уже несколько лет работала в Институте русского языка и литературы, к тому же преподавала в МГУ. — Да и негде.

Никита Сергеевич припомнил, что у Сталиных не осталось собственной дачи, а в дома отдыха из-за повышенного внимания Светлана ездить не любила. И к Ждановым на дачу не ездила, как и предугадал отец, ненавидели ее жадные ждановские старухи.

— Поправим это дело, — пообещал Хрущев. — Детям на воздухе быть полезно. Скажи, где тебе хочется жить?

— Не забивайте себе голову, Никита Сергеевич! — отозвалась сталинская дочь.

Хрущев подсел к ней и снова обнял.

— Не причисляй меня к своим недругам, Света, не причисляй!

— Я не причисляю, — она смотрела исподлобья.

— Правду говоришь?

— Правду. — Ей было все равно.

— Я Василия в тюремную больницу перевел. Он там читает, книги ему разные нанесли, поправляется, настроение хорошее, на следующей неделе переедет в санаторий «Барвиха».

Светлана Иосифовна не поверила своим ушам: «Что это значит, решили отпустить Васю? Все без исключения сегодняшние лидеры при жизни отца перед Васей заискивали, во всем потакали, а потом, после похорон, как отрезало. Чтобы Василий не мозолил глаза и не болтал лишнего — а он нес всякое без остановки, упрятали за решетку. Значит, выпускают? Хрущев выпускает?» — недоумевала Светлана.

— Спасибо вам, Никита Сергеевич! — ошарашенно отозвалась женщина.

— В Барвихе Вася здоровье поправит — и на свободу! — Первый Секретарь почесал затылок. — Давно бы его на волю выпустил, да кое-кто не давал.

Светлана вскинула на Никиту Сергеевича глаза.

— Догадываешься, кто?