Царство. 1955–1957

— Вы должны быть достойны завоеваний Великого Октября, вы должны хранить социалистические идеалы! Должны стать примером для подражания, должны воспитывать детей в духе интернационализма, взаимовыручки, чтобы не посрамить большевиков! Обязаны на совесть трудиться во благо нашей любимой отчизны — Союза Советских Социалистических Республик! — Молотов высоко поднял бокал, кивая новобрачным, и хотел было сесть.

— «Горько» забыл! — подсказал ему Маленков.

— Горько! — продекламировал Вячеслав Михайлович и опустился на стул.

Леля и Сергей снова потянулись друг к другу.

— Спасибо сердечное, Вячеслав Михайлович! Не подведут они, не из такой породы! — у Никиты Сергеевича сердце пело, он радовался, любуясь на детей: «Красивая пара! А друзья-товарищи так мало про их красоту говорят, словно чужие!»

— А теперь слово предоставляется еще одному уважаемому человеку, Георгию Максимилиановичу Маленкову! — глядя на Маленкова, произнес тамада-отец.

Хрущев манил Егора руками, как бы призывая — поднимайся, поднимайся! Грузный Георгий Максимилианович, пыхтя, выбрался из-за стола, держа перед собой рюмку.

— Дорогие Леля и Сергей! Свадьба — это особый день, как бы итог молодости. Когда влюбленные становятся мужем и женой, они вступают в самостоятельную жизнь и будут жить с этих пор ради друг друга, ради собственной семьи, — Георгий Максимилианович сделал паузу. — На первый взгляд изменение незаметное, ничего как будто не произошло, однако уже все по-другому: нет рядом ни папы, ни мамы, теперь решения надо принимать самим. Хочу, чтобы жизнь у вас сложилась!

— Сложится, не сомневайся! — перебил Хрущев.

— Да, сложится, я не сомневаюсь, — кивнул Георгий Максимилианович. — Горько!

Под улюлюканье и подмигивания гостей Сергей и Леля снова встали для поцелуя. Артисты ждали команды, когда можно будет начинать выступления.

— А почему Николай Александрович отмалчивается?! Как суслик в нору забился! Мы тебя сейчас подтолкнем, какую ты речь заготовил?! — Хрущев, улыбаясь, грозил кулаком Булганину. — А ну, вставай!

— Я тебе не «вставай!» — оборвал Николай Александрович, он сделался красный, как рак.

— Отлупить надо упрямца! — шутливо выкрикнул Никита Сергеевич.

Булганин еще больше побагровел.

— Чего, говорить отказываешься?! По ушам получишь!

Председатель правительства поднялся и без улыбки произнес:

— Сердечно поздравляю. Счастья вам. За молодых! — одним махом опрокинул фужер с коньяком, вышел из-за стола и направился к выходу. За ним, как по команде, последовали Молотов, Маленков и Каганович. Они ни с кем не попрощались, лишь кивнули напоследок.

— Вы куда? — растерялся Никита Сергеевич.

— Ты, Никита, сам догуливай, увидимся! — напоследок бросил Молотов.

Демонстративный уход, к тому же совместно с Булганиным, ошеломил Хрущева. Такой поступок не укладывался в голову, тамада моментально протрезвел, то легкое опьянение вином, опьянение праздником, головокружительная радость за молодых — все разом улетучилось, но Никита Сергеевич не подал вида, он так же беззаботно кивал головой, подмигивал окружающим, только в выражении серых глаз его притаилось что-то болезненное, напряженное.

Праздник продолжался, бразды правления взял в руки Анастас Иванович Микоян, он шутил, сыпал анекдотами, рассказывал забавные истории, пытаясь вовлечь в разговор и Никиту Сергеевича, кое-как расшевелить его. Наконец заиграла музыка, начались танцы.

— Расстроился, Никита Сергеевич? — усевшись рядом, тихо спросил Микоян.

— Пусть походят, проветрятся! Чуть праздник не сорвали.

— Плохо это, — сказал Микоян.

— Взбрыкнули. Ты, Анастас, не ссы!

— Вчера ко мне Маленков заезжал, спрашивал про новшества в пищевой промышленности, я рассказывал про консервные заводы, про пивные, про мороженое сказал. Слушал внимательно, потом спросил: как с мясом, с молоком обстоит? И вдруг такой вопрос задает: «Ты к Хрущеву как относишься?» — «Хорошо отношусь», — отвечаю. «Не подведет он с сельским хозяйством?» — «Не должен подвести», — говорю. Такой был разговор.

— Прощупывал, значит?

— Получается, щупал.

— Мракобесы!

— А сегодня, смотри, демонстрацию устроили! — обеспокоился Микоян.

— Да хер с ними!

— Как бы не задумали что.

— Чего они могут задумать, обормоты! И, главное, Булганина к себе затянули! — негодовал Хрущев. — У него что, глаз нет? С кем связался?! Мы с Булганиным полжизни вместе, а он у пустышек на поводу пошел!

Анастас Иванович почесал голову:

— Обстановка нехорошая.

— Ну их к лешему! Давай веселиться, ведь день-то какой — свадьба! — Никита Сергеевич разыскал Нину Петровну и повел ее в пляс.

20 июня, четверг

Свадьба гуляла до утра. Никита Сергеевич ушел спать в час ночи, выпил, конечно, подходяще, но неприятное чувство на душе не заглушил. И утром оно не рассеялось, а скорее усилилось.

«Вот сволочи! — переживал Хрущев. — Особенно Булганин, гад!»

Голова раскалывалась.

— Весь праздник испортили! — ворчал Никита Сергеевич. — Так разве друзья поступают?!

Он кое-как привел себя в порядок и спустился вниз, чтобы позавтракать.

— Не искали меня эти умники? — спросил жену Хрущев.

— Нет.