Царство Агамемнона

Отец: “Почему нет? Была бы Божья воля”.

Дальше в телегинском деле излагаются исторические работы Сметонина, смысла снова их здесь повторять нет.

Четыре допроса спустя:

Отец: “Как действовать, мы со Сметониным не обговаривали, ни разу эту тему не обсуждали, – продолжал Жестовский. – И так было ясно. Оба знали, что у Вышинского прямой выход на Сталина, что Коба его принимает вне очереди. Значит, дело было в Вышинском, чтобы он отнес Сталину и выложил перед ним на стол. А там уж как сложится. Тут были свои трудности. Все знали, что Вышинский ревнив и в высшей степени осторожен, если он поймет, что кто-то решил его использовать, – пиши пропало. Не пойдет и под пистолетом. Больше того – если вернуться к Сметонину – прервет с ним всякие отношения. То есть прежде надо было сделать, чтобы Вышинский наши «бульварные» соображения счел за свое, как свое и докладывал Сталину.

Дальше Сталин с чем-то согласится, от другого откажется, решит, что еще не время или вообще не резон. Здесь мы ни на что повлиять не можем, а что можем – как обычно, ждать и надеяться. Значит, перво-наперво ни в коем случае нельзя испугать Вышинского. Подготовлен для этого Сметонин был неплохо. В суде человек намеренно, иногда и вызывающе резкий, один на один он был на удивление тактичен, деликатен”.

Снова отец Зуеву: “Повторюсь, ничего подобного мы не обсуждали, а сейчас и спросить некого: Сметонин в могиле, а к Вышинскому вы сами не пойдете. Значит, могу только догадываться. Но, думаю, всё обстояло следующим образом. Мы со Сметониным гуляли по бульварам, а к Вышинскому Сметонин ездил на дачу. Почти каждую неделю отправлялся к Андрею Януарьевичу в Раздоры, там они ужинали, а потом чуть не до ночи гуляли по берегу Москвы-реки. Разговаривали о тех же вещах, что и мы с ним. Только на всякий случай Сметонин отсекал Бога и выводы. Подведет к ним, но не вплотную, с запасом бросит.

Сметонинский сюжет Вышинский додумывал уже сам. Додумал – хорошо, значит, наша взяла, нет – значит, не судьба или пока рано. В общем, уверен, так и писал в «Агамемноне», что всё, о чем Вышинский докладывал Сталину, он считал за свое. Передаточный механизм, как будто не слишком надежный, но работал неплохо. Мы это видели по статьям в «Правде», совсем перестали сомневаться, когда начались открытые показательные процессы. Прямо с шахтинского дела. Считаю, что если самое ценное в народе, несмотря на антихриста, удалось сохранить, то только благодаря этим показательным процессам”.

Зуев: “Хорошо, Жестовский, очень хорошо, я доволен. Завтра пойдем дальше, а теперь для протокола выводы. Всё, что за последние несколько дней вы мне нарассказали, я буду формулировать, а вы, если согласны, говорите «да»”.

Отец: “Хорошо”.

Зуев: “Первый. С двадцать восьмого по тридцать первый год вы и Сметонин, гуляя по бульварам, разрабатываете планы, как сделать, чтобы советская власть – для вас царство сатаны – шаг за шагом переродилась, в сущности, перестала быть той властью, что установилась у нас после Октябрьской социалистической революции”.

Отец: “Да”.

Зуев: “Второй. Действовать вы решаете через прокурора СССР Андрея Януарьевича Вышинского и генерального секретаря ЦК партии Иосифа Виссарионовича Сталина”.

Отец: “В общем, да”.

Зуев: “Третий. Проблема в том, что ни Вышинский, ни Сталин ни о каком перерождении советской власти не думают, соответственно, стоит им узнать о ваших планах, отметут их с полоборота. В лучшем случае Вышинский прервет с вами отношения, в худшем – сдаст и вас, Жестовский, и вашего друга-приятеля Сметонина органам НКВД”.

Отец: “Да”.

Зуев: “И четвертый. Оттого остается одно – действовать в темную. То есть так, чтобы ни Вышинский, ни потом Сталин не догадались, не поняли суть ваших коварных планов, не увидели в них ничего опасного – одну пользу. Более того, ваш подельник Сметонин берет на себя задачу архисложную: изготовить наживку и так привадить, подвести к ней Вышинского и Сталина, чтобы те сочли ваши планы за свои, и как свои с рвением, с энтузиазмом начали осуществлять. То есть повторю: вы обманывали доверившихся вам, что Вышинский, что Сталин для вас со Сметониным были лишь инструментом. А ведь это нехорошо, не так ли, Жестовский?”

Отец: “Да, нехорошо. У Данте обманувшие доверившихся попадают в коцит, последний, девятый круг ада. Хуже приходится только предавшим Бога”.

Зуев: “Вот-вот, Жестовский, и я думаю, что, похоже, вы крепко вляпались”.

Отец: “Крепко, да”.

Зуев: “Ладно. Пятый вопрос. По-вашему мнению, план вполне удался. Благодаря невинно убиенным, которых с каждым годом делалось всё больше, благодаря их молитвам и заступничеству, перерождение советской власти началось, и его не остановить. Верно?”

Отец: “Ну да, верно”.

Зуев: “Продолжим. Вы мне рассказали, как дело обстояло в жизни, а теперь, Жестовский, как это описано в вашем романе?”