Царство грезъ

«Граждане Перла! Я думалъ, что страна ваша блещетъ физической роскошью. Семь лѣтъ добивался я разрѣшенія пріѣхать въ Царство Грезъ къ Патерѣ,— и что же? Я нашелъ, что въ Перлѣ царитъ тупость, и вижу, что вы — несчастные люди, и попали въ руки плута, фокусника и магнетизера. Несчастные, онъ овладѣлъ вашимъ здоровьемъ, вашимъ состояніемъ, душою, вы жертвы массоваго гипноза, никто изъ васъ не принадлежитъ себѣ, вамъ вложены мысли, какія полезны обманщику, но пора вамъ подумать о своемъ спасеніи. Въ комъ сохранилась хоть искра разума, поддержите меня въ моемъ предпріятіи, надо разрушить вашу каторгу! Образуемъ батальоны и возьмемъ приступомъ проклятый дворецъ Патеры. За голову этого черта я назначаю премію въ милліонъ рублей. Скажу вамъ, что до тѣхъ поръ не прекратятся въ странѣ преступленія, кровопролитія и всякаго рода низости, пока онъ будетъ сидѣть на своемъ мѣстѣ. Дворецъ есть собраніе всевозможныхъ остатковъ старины. Тутъ и осколки Эскуріала и камни Бастиліи, и колонны римскихъ аренъ, и руины Ватикана и Кремля. Все это укладено, привезено сюда, пригнано одно къ другому. Что только приносить людямъ несчастіе, все ваше правительство сумѣло найти и сдѣлать изъ этого ужасную государственную мозаику.

Кофейня, что на Длинной улицѣ, стояла въ одномъ изъ предмѣстьевъ Вѣны и пользовалась страшной славой. Маслодѣльня находилась въ верхней Баваріи и была гнѣздомъ разбойниковъ. Мельница, купленная въ Швабіи, обрызгана была братоубійственною кровью! Весь городъ скупленъ такимъ образомъ. Все, что было сквернаго и ужаснаго въ большихъ городахъ, за границей, пріобрѣлъ Патера и перевезъ въ Перлъ, который является, такимъ образомъ, гнуснымъ Парижемъ, гнуснымъ Стамбуломъ и т. д. и т. д. Граждане! я открываю вамъ глаза. Я даю вамъ совѣтъ — больше всего бойтесь сна. Во время сна порабощаетъ васъ вашъ государь. Во время сна — сонные, вы безсильны, и онъ внушаетъ вамъ глупыя идеи покорности, и съ каждымъ днемъ сильнѣе и безвыходнѣй становится ваша каторга, и онъ разрушаетъ вашу волю. Мнѣ хотѣлось бы увидѣть васъ хоть когда-нибудь счастливыми и довольными. За предѣлами страны исполинскими шагами идетъ прогрессъ, ширится свѣтъ будущаго, вы же дрожите въ болотѣ. Ваша страна чуждается величайшихъ открытій новѣйшаго времени, распространяющихъ порядокъ и счастье. Граждане! вамъ должна опять улыбаться лазурь небесъ, зелень луговъ, солнце должно опять расцвѣтить розы на вашихъ блѣдныхъ щекахъ. Патера — шуллеръ, сбросьте его цѣпи! „Долой Патеру“ да будетъ вашимъ боевымъ кличемъ! Станьте всѣ сыновьями „Люцифера“. Геркулесъ Белль».

Къ этой прокламаціи Кастрингіусъ сдѣлалъ виньетку; богиня свободы держитъ доску, на которой написаны слова «свобода, равенство, братство, общество, знаніе, право». Кромѣ того, былъ нарисованъ американскій флагъ. Чтобы расклеить и раздать эти красные листки, былъ договоренъ нѣкій Жакъ, недоросль, не имѣвшій отца, только мать мадамъ Адріанъ, которая, по профессіи, была сводней и имѣла одно изъ лучшихъ заведеній во французскомъ кварталѣ.

Американецъ соблазнилъ Жака, который стоялъ во главѣ мѣстныхъ апашей, щедрыми подачками. Жакъ такъ предался Американцу, что вмъстѣ со своей шайкой образовалъ лейбъ-гвардію милліардера.

Надо замѣтить, что не все можно было купить. Напримѣръ, негръ Флатгихъ ни за что не хотѣлъ продаться Американцу, хотя и былъ имъ когда-то облагодѣтельствованъ, и былъ пламеннымъ поклонникомъ Патеры: жилъ онъ тоже во французскомъ кварталѣ и былъ всеобщимъ любимцемъ.

Новшества, начавшіяся въ Перлѣ, прежде всего отразились на нервахъ жителей. Они стали болѣть душевно. Многіе стали сходить съ ума. Эпилепсіи, истерика и Виттова пляска стали обычными явленіями. Почти у каждаго начинался тикъ. Страдали боязнью пространства, галлюцинаціями, меланхоліею, судорогами. Въ трактирахъ, то и дѣло, дрались на ножахъ. Пошла поножовщина, и ночью я не могъ спать отъ страшнаго шума. Какъ-то по всему городу, часа въ три по полуночи, прошла шансонетная пѣвица совсѣмъ голая, въ вѣнкѣ изъ шампанскихъ бутылокъ и окруженная пьяной компаніей; лейтенантъ Неми съ обнаженной шпагой шелъ впереди этой процессіи. Часто къ девяти малюткамъ, осиротѣвшимъ послѣ смерти штамповщицы, пріѣзжалъ извѣстный благодѣтель Альфредъ Блюментишъ. Говорили, что его привлекали двѣ старшія дѣвочки. Онъ пріѣзжалъ, нагруженный конфетами.

Вошли въ моду эѳиръ и опій. Все это предвѣщало близкую катастрофу. Городъ, можно сказать, сошелъ наполовину съ ума, но и въ природѣ было не ладно: воздухъ сталъ горячимъ. Небеса освѣщались какимъ-то призрачнымъ свѣтомъ. А прокламація Американца раздула огонь и обострила вражду между обоими главными партіями — самого Американца и Патеры. Наступали тяжелыя времена.

XVII. Походъ.