Царство юбок. Трагедия королевы

Гастон без колебания прямо подошел к скамье и столу на козлах, которые, к его большому удовольствию, оказались свободными. Они стояли в нише окна, и он без церемонии положил на стол шляпу, плащ и хлыст в знак того, что это место занято им. Затем он еще раз повернулся к хозяину, медленно следовавшему за ним той особенной походкой с развальцем, которая выдавала в нем бывшего моряка; в последнем боролись два чувства: уважение к человеку, может быть, дворянину, приехавшему «по делу его величества короля», и гордость крестьянина, столкнувшегося с нежелательным посетителем; поэтому на его красной физиономии можно было прочесть резкий, хотя и почтительный протест. Жан Мари Палиссон родился в Гавре; раньше он был хозяином судна, пока благоприятная для него смерть одного из родственников не сделала его владельцем очень доходной и наиболее посещаемой в городе гостиницы с лучшим погребом по эту сторону Руана. Он был крайне недоволен появлением чужого человека среди обычных посетителей гостиницы, к числу которых принадлежали такие значительные лица, как генерал, командующий крепостью, военный и гражданский губернаторы, командиры судов его величества, не говоря уже о мэре города и гавани.

Обыкновенно в пять часов дня все эти господа собирались в лучшей комнате гостиницы «Три матроса» и для возбуждения аппетита к ужину поглощали водку, пунш и глинтвейн. Между Жаном Мари Палиссон и его почетными завсегдатаями установилось безмолвное соглашение, что без решения большинства присутствующих ни один посторонний не мог быть допущен в это святилище, и никогда еще не было случая, чтобы кто-нибудь силой проникал за эту дверь.

XXIV

Когда Гастон смело завладел лучшим столом в лучшей части лучшей комнаты гостиницы «Три матроса», Жан Мари так растерялся и был так напуган тем, что могло произойти от подобного невнимания к этикету, установленному в светских кругах Гавра, что только пожимал своими широкими плечами и мигал круглыми глазами в знак своей полной беспомощности.

Войдя в комнату, Гастон заметил, что сидевшие там посетители были такие же благородные люди, как и он сам, и потому сразу почувствовал себя дома.

Усевшись на край стола и небрежно заложив ногу на ногу, он со своего возвышения беспечно наблюдал собравшееся общество. Он еще не успел заметить обращенные на него со всех сторон недружелюбные взгляды, как входная дверь с шумом отворилась и в комнату влетел молодой человек с громким голосом и задорно веселыми манерами.

— Что же это, почтеннейший Жан Мари? — нравоучительно сказал он, — Это, может быть, последняя мода в Гавре, что хозяин не встречает своих гостей при входе? Хе! — прибавил он, неожиданно заметив в комнате присутствие постороннего человека. — Кто это у нас тут?

Но уже при первых словах вошедшего Гастон вскочил со своего места и пошел ему навстречу.

— Не кто иной, как Гастон де Стэнвиль, радующийся случаю повидать своего друга, дорогой Мортемар.

— Гастон де Стэнвиль! — весело воскликнул тот. — Черт возьми, вот так сюрприз! Кто бы мог подумать, что я встречу тебя в этой проклятой, забытой Богом, дыре?

— Я здесь по поручению короля, милейший Мортемар! — сказал Гастон. — И, с твоего позволения, сейчас пойду и устрою все, что нужно, а потом вместе поужинаем; хорошо? Черт побери! А я-то думал, что буду умирать со скуки во время вынужденной остановки на этом пустынном берегу.

— От скуки? Этому не бывать. Господа, — прибавил молодой граф де Мортемар, красивым жестом указывая на компанию, — позвольте представить вам самого обольстительного кавалера нашего времени, которого я имею честь называть своим другом и которого все мы будем иметь честь называть сегодня нашим гостем: граф Гастон Амедэ де Стэнвиль.

Теперь Гастон не имел больше повода жаловаться на не-гостеприимство. Раз посторонний был надлежащим образом отрекомендован одним из членов интимного кружка, его с восторгом приняли все остальные. Все встали, приветствуя его и дружески пожимая ему руку: присутствие кавалера из Версаля, с придворными сплетнями, маленькими интригами и забавными анекдотами, которых, наверное, у него был целый запас, — все это было редкой находкой для маленького официального мирка в Гавре, проводившего большую часть жизни в смертельной скуке.

— Что касается тебя, милейший Жан Мари, — сказал Мортемар с комической суровостью, — то позволь сказать тебе, что если через час этот стол не будет трещать под тяжестью самого лучшего и наилучшим образом зажаренного каплуна, какой только найдется в Нормандии, то ни я, ни один из этих шевалье никогда больше не переступим порога твоего дома. Что вы на это скажете, господа?

На это последовало громкое, единодушное согласие, сопровождаемое долгим смехом и звоном оловянных кружек.