Можно здесь привести одно возражение: поскольку ремесло должно соответствовать собственной природе того, кто его осуществляет, то производимая работа должна, как мы сказали, необходимо выражать эту природу, и она может рассматриваться как в своем роде совершенная или как производящая «шедевр», когда она ее выражает адекватным образом; однако, природа, о которой идет речь, является сущностным аспектом индивидуальности, то есть того, что определено «именем»; нет ли здесь чего-то такого, что прямо противоречит анонимности? Чтобы ответить на это, надо прежде всего отметить, что вопреки всем ложным западным интерпретациям таких понятий, как Мокша и Нирвана, угасание «я» никоим образом не есть аннигиляция человеческого существа, но оно, напротив, предполагает как бы «сублимацию» его возможностей (без чего, отметим по ходу дела, сама идея «воскресения» не имела бы никакого смысла); несомненно, artifex, который все еще находится в индивидуальном человеческом состоянии, может только стремиться к такой «сублимации», но факт сохранения анонимности как раз и был бы для него знаком этой «трансформирующей» тенденции.
С другой стороны, можно сказать еще по отношению к самому обществу, что artifex не как «таковой» создает свое произведение, но он выполняет некоторую «функцию» собственно «органического», а не «механического» порядка (в этом фундаментальное отличие от современной промышленности), с которым он должен в своей работе отождествляться насколько это возможно; это отождествление, являясь средством его собственной «аскезы», в то же самое время указывает на меру его действительного участия неким образом в традиционной организации, поскольку именно через осуществление своего ремесла он включается в нее и занимает там место, соответствующее его природе. Таким образом, как бы мы это ни рассматривали, анонимность, в некотором роде, нормально предписывается; и даже если все то, что в принципе предполагается, не может быть реализовано в действительности, все же, по крайней мере, должна соблюдаться относительная анонимность в том смысле, что — в особенности там, где посвящение основывается на ремесле, — профанная или «внешняя» индивидуальность, обозначаемая, как "такой-то, сын такого-то" (nama-gotra), исчезнет во всем том, что относится к исполнению этого ремесла.[34]
Если теперь мы перейдем к другой стороне, а именно к той, которую представляет современная промышленность, то мы увидим, что там рабочий тоже анонимен, но потому, что то, что он производит, совсем не выражает его самого и даже не является подлинно его произведением; роль, которую он исполняет в этом производстве, чисто «механическая». В общем, рабочий как таковой реально не имеет «имени», потому что он в своем труде только простая нумерическая «единица» без собственных качеств, которая может быть заменена всякой другой эквивалентной «единицей», то есть любым другим рабочим, не меняя ничего в продукте этого труда;[35] и таким образом, как мы сказали выше, деятельность не имеет больше ничего собственно человеческого и очень далека от того, чтобы передавать или, по крайней мере, отражать нечто «сверхчеловеческое»; она, напротив, сводится к «дочеловеческому» и даже стремится к его самой низкой степени, то есть к модальности настолько вполне количественной, насколько возможно это реализовать в проявленном мире. Эта «механическая» деятельность рабочего представляет собою, впрочем, лишь частный случай (самый типичный из всех, которые можно констатировать фактически в современном состоянии, потому что промышленность есть область, где современные концепции получили свое наиболее полное выражение) того, что странный «идеал» наших современников хотел бы сделать из всех человеческих индивидов во всех обстоятельствах их существования; в этом прямое следствие тенденции, называемой «эгалитарной» или, другими словами, тенденции к единообразию, которая требует, чтобы эти индивиды трактовались только как простые нумерические «единицы», реализующие «равенство» снизу, поскольку это единственное направление, в котором оно может быть реализовано "до предела", то есть где возможно если и не достичь его совершенно (так как это противоречит, как мы видели, самим условиям проявленного существования), то, по крайней мере, все больше и больше, бесконечно приближаться к этому, вплоть до достижения «остановки», которой отмечен конец современного мира.