Царство красоты

Самым трудным для моего меркантильного ума, слишком хорошо знающего, что такое выживать и даже недоедать, не получать элементарных продуктов, таких как фрукты и мясо, например, оказалось принятие того факта, что все его дети прекрасно знают о том, куда уходят их, по сути, деньги. Каждой из дочерей с рождения привита мысль о необходимости поиска своего призвания. В Царстве никто не использует таких слов как: выгодно, престижно, денежно, перспективно, когда говорят о выборе будущих профессий. Они говорят о способностях, совместимости личности и темперамента с выбранным занятием, но главное, о желании им заниматься, о степени интереса.

И тут я вдруг вспомнил, как в детстве, лёжа в больнице, считал своего хирурга едва ли не Богом, и поклялся себе, что когда вырасту, обязательно обучусь именно этой профессии и стану лечить всех до единого детей бесплатно. Но память хранит и то, как рассыпались мои детские мечты от материнских слов о том, как дорого может стоить такое образование, и что, скорее всего, мы никогда его не потянем.

И я рыдал от бессилия. От обиды на жизнь и судьбу, ведь я ж хотел лечить всех бесплатно, так почему же нельзя выучить одного меня без денег?

Вот так детские радужные мечты разбиваются о грубый гранит реальности, которую мы называем жизнью.

Почти сразу моё внимание привлекает самая старшая из сестёр — Софи. Высокая, гораздо выше матери, девочка с синими как небо глазами. Её тёмные волосы заплетены в аккуратную косу, кончик которой она иногда нервно теребит своими пальцами. Софи разглядывает меня с по-детски неприкрытым интересом: слишком явно, слишком открыто, слишком безбоязненно.

«Хорошие девочки так не ведут себя с парнями», — говорю себе и игнорирую её. Я знаю, что она единственная из троих не имеет со мной общих генов, а это означает очень многое и очень мне ненужное.

Валерия выделяет меня из толпы своих студентов. Профессорская справедливость и равные возможности для всех — это не про неё. И наличие личного между нами она даже не собирается скрывать, чтобы не вызвать негодования остальных её подопечных в кампусе — ей незачем! Её авторитет так необъятен, что никому не приходит в голову и мысли хоть в чём-то её обвинить.

Она относится ко мне, как… мать? Странно и необычно это признавать, но именно это я и наблюдаю. Да что там! Моя родная мать никогда не излучала СТОЛЬКО тепла в мой адрес. Валерия ВСЕГДА мне улыбается, её интересует, где я был, что делал, всё ли у меня есть, что нужно, и хорошо ли меня накормили в столовой. Это не совсем нормально, но приятно. Я чувствую, как втягиваюсь, привыкаю к этой её вездесущей заботе, расслабляюсь, плавая в ней как в первичном бульоне.

В моём мобильном наибольшее количество звонков от Валерии, и меня даже уже не удивляет тот факт, что если я кому и звоню, то в основном ей…

Отец как бы есть, но в большей степени номинально. Он без церемоний обрисовал своё состояние, свои предпочтения и цели в жизни, и при мне его адвокат вписал моё имя в его завещание. Я не ожидал. Я думать не мог, что всё это будет развиваться в таком космическом темпе. Но самое странное то, что он ни разу, ни единого, не усомнился в том, что я — его сын. Ведь в жизни возможно что угодно, мошенников никто не отменял и тому подобные вещи. Да и охотниц за его состоянием, я думаю, он повидал в жизни немало. Внешнее сходство… А если это всего лишь совпадение? Как можно так легко ставить свой росчерк на дорогой мелованной бумаге, отдавая миллионы?

Теперь у меня есть всё. Всё, о чём я даже и не мечтал. А о чём я мечтал? О том, как обнимет меня отец при встрече. О том, как возможно, он заплачет, сожалея о тех моих 18 годах, которых не было в его жизни. О том, что почувствует свою вину за мою беспризорность и местами нищету и обнимет ещё крепче.

Но он не обнял. При первой встрече ему было не до моих объятий — всё, что его волновало — Валерия. Я понял, что она — главное в его жизни, и не стал обижаться, но ждал, что отец обнимет меня позже, когда придёт в себя, когда осознает произошедшее и примет его… Его и меня в свою жизнь.

И он принял, ещё как принял, но так и не обнял. Тогда он обнял свою любимую не дочь — Софью. А мои объятия случились гораздо позже и, скорее, по моей нетерпеливой инициативе, нежели по его желанию. Я видел его поступки по отношению ко мне, они внушали уважение и рождали в моей душе… счастье? Да, пожалуй, это было именно оно. Я был счастлив от той скорости, неоспоримости и отсутствия с его стороны каких-либо колебаний в отношении принятия меня в семью. А ведь в тот момент я даже и понятия ещё не имел, ЧТО она означает для него, и в какой закрытый храм меня впустили.