Царствование императора Николая II

В передовой статье «Нового Времени» от 31 октября 1916 г. говорилось: «…Настроение страны так же трудно учесть, как разглядеть сквозь окно жизнь чужой неосвещенной квартиры… Характерным признаком момента является неясность общей цели и утрата сознательного отношения к переживаемому моменту».

»… Эта Дума будет скверная (rotten)», - писала 30 октября государыня государю.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Усталость от войны. Два призрака: «министерство доверия» и «темные силы». Роль сознательных врагов государя. В. Маклаков о «шофере».

Заседание Г. думы 1 ноября; речь Милюкова. Выступление военного и морского министров. Отставка Штюрмера. Попытка Трепова. Усиление кампании против власти: резолюция Г.думы, Г. совета и съезда объединенного дворянства. Протест Маркова; речь Н. Маклакова (26.XI.1916).

Позиция государя перед лицом растущей смуты. Германское предложение мира. Приказ по армии 12 декабря 1916 г. Убийство Распутина. Создание однородного кабинета. Меры против «шатания умов» на верхах. План дворцового переворота; проект Гучкова.

Резолюция курского дворянства (19.1.1917). Русская атака на рижском фронте. Междусоюзная конференция в Петрограде: записка лорда Мильнера.

Февральская сессия Думы; речь Керенского (15 февраля).

Осенью 1916 г. в России царила смутная тревога. Главной, быть может, решающей чертой положения была усталость от войны, стихийно разлившаяся в широких массах. Страх перед голодом, скорбь об огромных потерях, безнадежное ощущение «войне не видно конца», - все это создавало у людей, далеких от всякой политики, растущее раздражение против власти, которая эту войну вела.

В рабочей среде, в кругах полуинтеллигенции, где социалистические течения были сильны еще до войны, их влияние чрезвычайно возросло; на столичных заводах получила преобладание партия с.-д. - большевиков.

Армия, в которой уже почти не оставалось старых кадров, держалась даже не традицией, а тенью традиции. Подавляющее большинство низшего командного состава образовали офицеры военного времени - молодые люди из интеллигенции и полуинтеллигенции, наскоро окончившие военные училища.

Но дух воинского устава, дух старой царской армии был крепок, даже тень традиции оказывалась еще достаточной, чтобы поддерживать дисциплину в восьмимиллионной солдатской массе. Число дезертиров, вопреки тревожным слухам, оставалось ничтожным. Случаи неповиновения на фронте были редчайшим исключением. Престиж царской власти в народной массе и в армии еще противостоял явлениям распада. На третьем году мировой войны Россия держалась «на царском слове». Но в столичной рабочей среде этот престиж уже почти исчез; а общество, вплоть до высших слоев, с самоубийственным рвением работало над разрушением веры в царскую власть, раздувая недочеты, повторяя сплетни и наветы, подавая пример неуважения. Сказывалась горькая правда слов К. Леонтьева о русских высших слоях: «У нас дух охранения слаб. Наше общество вообще расположено идти по течению за другими…»

Та среда, которая была всегда наиболее политически активной, была охвачена страстным желанием добиться перемены строя. Общество соединило старые интеллигентские стремления с патриотическими настроениями первых дней войны при помощи формулы: «Это нужно для победы». Борьбу за власть вели под знаком патриотизма: поскольку это делалось искренне, участники этой борьбы были, конечно, благороднее пораженцев 1901-1905 гг; фактически они были опасней. Грани между патриотами, «оборонцами» и «пораженцами» на практике стерлись зимой 1916-1917 гг. Общей очередной задачей была смена власти, война отошла куда-то на второй план, хотя ею и пользовались, чтобы обличить правительство: ведь и для пораженцев целью было не поражение как таковое, а свержение царской власти. Иные наивно воображали, что подобную перемену можно произвести, оставив старые декорации, что можно было вырвать власть из рук монарха под видом «единения царя с народом»…