Царствование императора Николая II

Д. Ф. Трепов не только вел переговоры с кадетскими лидерами; он открыто высказал свое мнение в иностранной печати. 24 июня (7 июля) в английских газетах появилась беседа дворцового коменданта с корреспондентом агентства Рейтер. Д. Ф. Трепов прямо говорил, что министерство Горемыкина не справляется с положением: «Союз думского центра и трудовиков будет разорван только тогда, когда центр будет призван к власти. Поэтому я считаю весьма желательным, чтобы новое министерство было образовано из членов думского центра». – «То есть кадетов?» – спросил корреспондент. «Да, кадетов, ибо они – сильнейшая партия в Думе. Ни коалиционное министерство, ни министерство, взятое вне Думы, не дадут стране успокоения…» В Англии, как отмечало агентство СПА, эти заявления встретили всеобщее одобрение.

По-видимому, Д. Ф. Трепов считал, что следует поручить кадетам составление кабинета – со своего рода «провокационной» целью: они вынуждены были бы резко порвать с левыми и дискредитировали бы себя либо слабостью, либо репрессиями, а тогда можно было бы их легко опять устранить. Кадеты приняли эти переговоры совершенно «всерьез», и уже шли толки о составлении кабинета П. Н. Милюкова[121] или С. А. Муромцева.

На самом деле между Думой и властью назревал открытый разрыв. 19 июня произошло бурное столкновение по вопросу о смертной казни: Дума криками и шумом не дала говорить главному военному прокурору Павлову, который должен был давать объяснения по законопроекту об отмене смертной казни. Суровый человек долга, прокурор Павлов был обвинителем в целом ряде процессов о революционных убийствах: за это его в Думе называли «убийцей» и «палачом». Министр юстиции Щегловитов перед этим инцидентом напомнил с думской трибуны, что после амнистии 21 октября террористические акты только усилились: «Ежедневно на громадном пространстве России совершаются возмутительные политические посягательства, уносящие в могилу добросовестных исполнителей долга… Отмена смертной казни при таких условиях была бы равносильна отказу государства всемерно защищать своих верных слуг». Дума единогласно приняла проект об отмене смертной казни, который был передан в Госсовет.

20 июня в газетах появилось правительственное сообщение по земельному вопросу, разъяснявшее, какие меры могут быть приняты для улучшения положения крестьян, и отвергавшее принцип принудительного отчуждения. Оно было издано для прекращения толков о предстоящем отобрании помещичьих земель – толков, порожденных думскими прениями и вызвавших во многих местностях новую вспышку аграрных волнений.

Дума сочла это вызовом. «Прочитав это сообщение, я впал в состояние бешенства!» – воскликнул депутат В. Д. Кузьмин-Караваев, считавшийся умеренным. Земельной комиссии было поручено выработать ответ.

Между тем кампания против Думы усиливалась. С одной стороны, на рабочих митингах выступали большевики – тут впервые широкие круги познакомились со своеобразной фигурой Ленина, – громившие «предательство кадетов» и трусость думского большинства. В то же время в «Правительственном вестнике» продолжали печататься десятки телеграмм правых организаций, просивших государя поскорее разогнать Думу. «Главная позиция, захваченная революцией, – писал А. А. Столыпин, – это Государственная дума. С ее неприкосновенных стен, как с высокой крепости, раздаются воистину бесстыжие призывы к разгрому собственности, к разгрому государства и день ото дня наглее, день ото дня разнузданнее, чаще и чаще поднимаются голоса, угрожающие самой верховной власти…» (Новое время. 1.VII).

Такой осторожный и умеренный человек, как известный историк С. Ф. Платонов, заявлял, что нужен не разгон, а роспуск Думы на законном основании; эта мера была бы спасительной.[122] Того же мнения держалось большинство министров. Были, впрочем, и другие мнения; так, Д. Ф. Трепов считал, что Дума и партия кадетов должны бы раньше «еще больше себя дискредитировать».

* * *

Повод для роспуска дала сама Государственная дума. В заседании 4 июля она постановила обратиться к населению с «разъяснением» по аграрному вопросу, заявляя, что она «от принудительного отчуждения частновладельческих земель не отступит, отклоняя все предположения, с этим не согласованные». «Ведь и мы одни, как министры, не можем издать закона», – тщетно возражал на это князь Н. С. Болконский.

Когда о таком постановлении узнал П. Н. Милюков, он сильно встревожился, понимая, что это может стать поводом для роспуска. В заседании 6 июля кадеты уже забили отбой. И. И. Петрункевич выступил с новым проектом, только излагавшим предположения Государственной думы без каких-либо угроз. «Момент борьбы еще не наступил, – говорил он. – Когда он наступит, мы заговорим другим языком. Но посылать народ под пулеметы, когда мы пользуемся личной неприкосновенностью, – безусловно, немыслимо».