ЦДЛ

Будь я одесситом, я бы, не задумываясь, сказал: «Господа, держите меня за что хотите, только не держите меня за дурочку – сами знаете куда, конечно, в нашу дорогую США – АМЕРИКУ с тремя восклицательными и стоящими, как нога мертвеца, знаками». Но я не одессит. Может, в Новую Зеландию? А так ли уж она нова? Ничто под луною не ново. В Канаду – не надо: с Россией играет. И не только в хоккей, а еще в поддавки, как и весь остальной Запад, который конечно же доиграется в эти, куда более скользкие, чем хоккей, игры. К тому же бывшая ссылка, как и Америка вся и Австралия, ускакавшая кенгурой вообще на край света. Хочу в пампасы, в прерии, не очень чтоб далеко, все же я европеец. Мне бы поближе – где-нибудь в Париже. А может, действительно во Францию – столицу обеда, книги и женщины. Именно она все это и создала, без чего мне никак не прожить. Да вот друг Володя Максимов никак не советует, как бы намекая, что большие люди едут в большую страну. «Это Галич тебе Францией голову кружит, не стоит она того…» Гуляем по Риму (по вечному вечно гуляют), а он своим респектабельным, уже отрощенным буржуазным брюшком малу-помалу, а Францию от меня оттесняет. И, когда совсем уже оттеснил, говорит: «Я бы сам с удовольствием оттуда уехал, да вот, понимаешь, кормлю много душ…» Да они же бесплотны, – удивляюсь, – а смотри, просят есть?! В Рим тебе надо, Володя, второй капитолийской волчицей кормящей… Или, как минимум, возьми какой-нибудь псевдоним сисястый, кормилец ты наш… «Да тесно будет тебе в Европе…» Ты хочешь сказать – надо вовремя затормозить. Только-только в авто своем разогнался, глядишь, и страну какую-то уже проскочил… Не то что в Штатах – как прижмешь на хайвее и лети себе, пока не остановят. Да, брат, масштаб! Им что Небраска, что Марс – все одно достижимо, до всего им рукой подать…

Выходит, Франция для лилипутов. Значит, США.

– Ша, я еду в США! – говорю ведущей, везущей, а также сосущей (вечно за щекой ее леденец). Вот только странно: почему так торжественно руку жмут, поздравляя…

Уймитесь, сомненья и страсти, заткнись, безнадежное сердце!

– Вы таки будете все там иметь – говорит мне консул. Не исключено, что в США, где все мы будем, за исключением тех, кто уже там, именно так и говорят с тех пор, как Брайтон-Бич стал «Одесса-Бич», а «Одесса-Бич» стала бичом Бруклина. А Бруклин, соответственно, стал бичом Нью-Йорка – и без того веселого города, ставшего, в свою очередь, бичом всей Америки, с ее крепко соединенными штатами, которым не грозит сокращение, а, наборот, разбухание. И не только им, но и далее, куда ступит нога вдруг ни с того ни с сего накатившей волны, и чтоб я так жил, если на нее не будет свой Айвазовский, тоже с бичом. Вполне вероятно, что с таким же акцентом крикнут и в самом Израиле, если уже не кричат, хотя и должны терпеть до последнего, но, думаю, вырвется обязательно – «Бей жидов – спасай Израиль!». И тут уже будут иметь в виду не только одесситов, а всех российских евреев в целом. И это, по-видимому, будет последний лозунг на эту тему, по крайней мере в Израиле. А что – знай наших! Наша эмиграция – герой. Кстати, о герое. По закону жанра он должен быть собирательным, не с миру по нитке, но все ж. Не из городов и весей советских, но тем не менее. Еще куда ни шло, были б вольные города, тогда бы и он был моим вольным преломлением, дающим право автору выйти из тесных рамок собственной биографии, потому что никогда еще биография одного автора, какой бы она ни была бурной и насыщенной, богатой и поучительной, не являлась достаточно просторной для его героя, тем более символического, обязательно избирательно-собирательного, но непременно похожего на своего создателя, даже если он все еще там – герой – за стеной своей на стену лезет, скован, связан, по стене размазан и с кляпом во рту (так вам сразу его отдали) и никак не ощутим. Но зато вполне ощутимо изгоняется автор из своей страны, которая оказывается вовсе и не его страной. И едущий в страну чужую, которая оказывается вовсе и не чужой, а, напротив, чуть ли не мамой родимой, вот-вот тебя распеленающей и уже расстегивающей свою никогда не опадавшую грудь… И здесь мы ставим первый громоотвод для громов и молний читательских, как бы заземляя повествование, а то, чего доброго, еще поверят, что это легенда, далекая от реальной жизни.

Так где же герой? Он всегда впереди. Настоящий, он там остался, такое у меня подозрение. И может быть, даже нам его и не отдадут. Герои, как правило, не суетятся, а в несгораемом месте сидят. Герои нынче – валюта. Это здесь, в рассеянии, их никто не держит, а там, в России, они довольно-таки скученный на нарах народ.