Цеховик. Книга 11. Черное и белое

Она цокает языком и начинает смеяться:

— Нет, вы гляньте только, уже и поворчать на него нельзя. Если ты фигню делаешь, как не злиться-то?

— Ладно, поехали домой. Зачислю тебя в свою команду.

— Правда?

Даже в темноте видно, как загораются её глаза.

— Угу… Наверное…

Пока едем, звонит телефон.

— Матчанов, — говорит Лёха и протягивает мне трубку.

— Добрый вечер, — приветствую я Ферика.

— Егор, здравствуй дорогой. Мчишься куда-то?

— Да, домой еду.

— Хорошо. Я с тобой увидеться хочу.

— Я тоже хочу Фархад Шарафович. Есть что рассказать. Любопытное.

— Прекрасно. Тогда у меня очень большая просьба. Давай прямо сейчас увидимся.

— Сейчас даже не поговорим как следует. Я же только прилетел сегодня, уже домой еду. Давайте завтра.

— Егор, очень нужно. Давай сейчас. Ненадолго, буквально десять минут и всё. Я сам подъеду, переговорим в машине.

Блин. Отказывать не хочу. Хрен с ним. Ясно, что это не на десять минут, но ладно.

— Ну, что с вами делать, знаете же, что не могу вам отказать. Вы через сколько будете?

— Пятнадцать минут, и я у тебя. Спасибо тебе, дорогой. От сердца говорю.

Мы подъезжаем к дому. Дима с Вовой провожают Наташку.

— Наташ, Марину не пускай сегодня, если припрётся. Поняла?

— Далась тебе эта Марина, — хмурится она. — Ладно, не пущу.

Я остаюсь на улице с Аликом и Лёхой. Надо завтра связаться с Игорьком. И с Цветом. Пора, похоже, Геленджиком плотнее позаниматься. Минуты через три подъезжает вальяжный «Мерин». У нас в доме важных людей много, так что ничего удивительного. Наверное, известный композитор.

Однако оказывается, что не композитор. Задняя дверь открывается и из неё появляется Ферик.

— Егор! — улыбается он, но выглядит немного виновато.

Что за хрень…

— Егор, извини, я сразу не мог сказать, боялся, вдруг подслушивают…

— Что сказать? — хмурюсь я.

— Что прошу тебя поговорить со своим знакомым… — разводит он руками.

— С каким ещё знакомым, Фархад Шарафович? Что за чудеса такие?

— Он очень уважаемый человек. Я гарантирую, с ним всё в порядке. Пожалуйста, будь добр, поговори. Очень прошу, от сердца. Ты меня знаешь, я за кого попало просить не буду.

— Кто это?

— Дато Кахетинский…

— И? Что за Дато такой?

— Потом всё объясню… просто, пять минут… Давид Георгиевич.

Он почти умоляет, даже руки домиком складывает. Блин, херня какая-то…

— Хорошо, — качаю я головой. — Пусть садится в мою машину.

Блин… нет, её надо проверить сначала…

— Нет, так нельзя, он пожилой человек… Егор, сядь к нему сам…

— Хорошо, — помолчав, отвечаю я. — Водитель выходит, в машине остаёмся только он и я. Мои люди стоят рядом.

Из подъезда выходит Дима Пономарёв, и я делаю ему знак, чтобы он не уходил. В дежурке уже сидит ночная смена, так что бодигарды собираются идти по домам.

Ферик кивает и возвращается к тачке. Он открывает дверь и передаёт мои условия. Они говорят некоторое время, а потом из машины выходит водитель и отходит в сторону. Ферик делает приглашающий жест. Мои парни встают у дверей тачки. После этого подхожу я и забираюсь на заднее сиденье. Захлопываю дверь.

— Здравствуйте, Давид Георгиевич, — говорю я и поворачиваюсь к ожидающему меня человеку.

— Здравствуй, Бро, — усмехается человек, похожий на Мефистофеля, и я вижу в его руке пистолет. — Тише-тише, спокойно…

Твою дивизию, Ферик…

18. Кто там? Сто грамм

Вот тебе бабушка и Юрьев день…

— Это чего? — киваю я на пушку.

Выгляжу совершенно спокойно, но сердце заводится, и кровь снова мчит по венам бурлящим горным потоком. Место для того, чтобы лишить меня жизни, прямо скажем не самое удобное. Парни мои уроют его сразу. К тому же, если выстрелит, может и оглохнуть к хренам собачьим. Хотя… что это за пуколка вообще? Я чуть прищуриваюсь.

Перевожу взгляд с пистолета на его лицо. В машине темно, так что видимость слабая. Ещё и окна затенённые. За бортом светит фонарь, но, как говорится, светит, да не греет.

Лицом Давид Георгиевич похож на Тото Кутуньо, только волосы короткие, седые и жёсткие, по виду. Зато узко посаженные глаза, чуть горбатый нос и немного капризно обрисованные губы просто один в один.

— Это дура, сам что ли не видишь? — пожимает плечами Дато Кахетинский.

— И? — пожимаю я плечами.

— Что «и»? — хмурится он.

— И? В смысле и для чего здесь эта дура? Фархад Шарафович меня с вами встретиться уговорил. Так для чего? Чтоб я на вашу дуру посмотрел? Это особый вид эксгибиционизма? Оружейный?

— Нет, это я хотел тебе науку преподать, — спокойно говорит он.

Голос у него низкий, хриплый и клокочущий. Мафия, в натуре. А акцент практически не чувствуется.

— Что же, благодарю за науку. Хоть и странная она, но, всё равно, спасибо. Но я не доктор Фауст, если что, душу за знания продавать не собираюсь. Вы, кстати, видите вот этих троих ребят рядом? Думаю, в случае чего им тоже будет, чему других научить. И дуры, к слову сказать, у них покрупнее вашей.

— Так вот мой урок, как раз об этом. У них могут быть хоть какие пушки, даже такие огромные, как член у Приапа. Знаешь Приапа?

— Знаю, я в силу возраста сам почти что Приап.