Эдика везут в больницу. Спортсмены забирают своих павших и пострадавших и сваливают. Машина с моими парнями стоит рядом. Те, кто не уехал, забираются внутрь и ждут, они знают что делать.
Я поворачиваюсь к Бекштейну. Он ничего хорошего не ожидает и наверняка прямо сейчас, в этот момент, прокручивает варианты, как со мной поквитаться, как приструнить и вернуть своё, честно нажитое, кого на меня натравить и кому на меня настучать. Вижу я тебя, Илюша, насквозь вижу.
— Мы не закончили, — киваю я. — Итак, ставки поднялись. Но я тут ни при чём, ты сам их задрал. Ты же это понимаешь?
— Но я не смогу расплатиться, — качает он головой. — Из-за тебя я не отправил груз постоянному покупателю… Меня теперь на куски порежут… Мы тут не в игрушки играем. Это очень жёсткий бизнес… И всё очень серьёзно. А тебе… тебе конец, я это очень хорошо вижу. Ты просто ещё очень юный, чтобы это понять.
— Надо было сообщить мне о своих опасениях и, поверь мне, мы бы разрулили вопрос с твоим постоянным покупателем. А ты решил меня поиметь. Подумал, что я буду менее опасен, чем бухарские басмачи?
Со стороны дороги доносится звук милицейских сирен.
— Ты сделал всё неправильно, — продолжаю я, не обращая внимания на приближающиеся завывания. — Вместо того, чтобы получить защиту и надёжного партнёра в моём лице…
— Какого партнёра! — восклицает он с лёгкими истерическими нотами. — Кто тебя знает, вообще? Что ты из себя строишь? Отлупил несколько спортсменов? Да тебя размажут и мокрого места не оставят. Ты не представляешь, какие за мной стоят люди.
— Кое-что представляю, — усмехаюсь я, наблюдая, как меняется лицо Бекштейна.
Я не оборачиваюсь, но слышу звуки подъезжающих автомобилей, хлопанье дверей и быстрые приближающиеся шаги.
—
— На какой лестнице? — не понимает Илья.
— Гражданин Бекштейн? — раздаётся голос за моей спиной.
— Я депутат городского совета! — восклицает махинатор.
— Проходите внутрь! — требовательно говорит милиционер и кладёт мне руку на плечо. — Вы, гражданин, тоже проходите.
Мы подчиняемся и идём в кабинет директора. У нас забирают документы, а в кабинете начинают обыск. Баржу затопляет целое море обэхээсников.
— Что за произвол! — негодует Илья. — Я сейчас же позвоню вашему начальнику! Василь Олегович в курсе ваших гнусных дел?
— Товарищ Кардович в курсе ваших гнусных дел, гражданин Бекштейн. И это он отдал приказ о вашем задержании. К тому же делать телефонные звонки вы не можете. Сейчас одновременно проводятся обыски на всех ваших объектах. Так, это ваш «дипломат»?
— Это его, — не задумываясь ни на секунду говорит Илья и показывает на меня.
— Ваш? — спрашивает опер у меня.
— Смотря что в нём, — хмыкаю я. — Если обнаружатся денежные знаки, не откажусь.
Знаки обнаруживаются и в достаточно больших количествах. Полный чемоданчик. Следователь охреневает, но виду не подаёт.
Обыск длится долго.
— Товарищ капитан, а я-то тут причём? — протестую я. — У меня нет никаких отношений с этим расхитителем социалистической собственности. Можно я пойду уже?
— Не волнуйтесь, мы разберёмся. Если к вам не будет вопросов, поедете спокойно в свою Москву.
— А ко мне какие вопросы? — удивляется Илья.
— Железнодорожный состав с неучтённой дефицитной продукцией. Вам есть, что сказать?
— Первый раз об этом слышу! — твёрдо заявляет Бекштейн. — Бред какой-то! Я с этим делом ничем не связан. Ну вот просто ничем! Даже и не трудитесь искать, найти ничего не удастся.
Какая самоуверенность, ну надо же. Наверное, концы у него действительно хорошо запрятаны…
Время тянется медленно, но наконец, всё заканчивается и капитан кричит в коридор:
— Рябованов, проверь транспорт! Через пять минут выезжаем с задержанными!
— Куда вы нас везёте? Я депутат!
— В Главное управление внутренних дел Леноблгорисполкомов. Там будете рассказывать кто вы и как стали депутатом.
— То есть! — гневается Бекштейн. — Как вы смеете!
Нас запихивают в обычный горбатый «уазик» и везут по прекрасным улицам Ленинграда. Мы сидим напротив друг друга в тесном «собачатнике». Хорошо хоть без наручников. Илья отворачивается и не смотрит на меня. Он в смятении, он ещё отказывается верить тому, что встрял по полной.
По прибытии в главк нас разделяют. Я оказываюсь в пустом кабинете со столом и парой стульев. Падаю на стул, скрещиваю руки на груди и закрываю глаза. Закрываю, и тут же распахиваю, потому что сразу вижу удивлённое и немного обиженное лицо боксёра Сани. Твою мать! Тварь я дрожащая или право имею? Имею, конечно, и, по большому счёту, я правильно поступил, но мне делается тошно.
— К великой цели нельзя прийти с чистеньки руками, — говорю я вслух.
Точно, ага… Правда, ещё неизвестно, как к ней, к цели этой идти. И чего я добьюсь, тоже неизвестно. Да и что, вообще-то, есть моя цель… А таких вот наивных и удивлённых лиц придётся увидеть немало…
— Брагин!
Открывается дверь и в неё заглядывает молодой лейтёха.
— Пошли, — кивает он. — Вставай.