— Если бы все ждали, когда прояснится будущее, то человечество давно бы вымерло из-за такой нерешительности.
Уела.
— А ты, выходит, решительная, да? И неважно за что мы будем бороться? А если меня завтра грохнут?
— Первое. А чем прогнать меня лучше, чем… ну, чем если тебя грохнут? Второе. Если с кем-то из нас что-то случится, значит мы продолжим жить в нашем ребёнке…
Она осекается, заметив, как вытягивается моё лицо.
— Что? — пожимает она плечами и, догадавшись, о чём я подумал, улыбается. — Нет, я не беременна. По крайней мере, никаких признаков нет. А ты испугался.
— Да я только и делаю, что пугаюсь за тебя, — выдыхаю я так, чтобы облегчение не выглядело слишком явным.
И даже не то, чтобы облегчение, просто я пока об этом даже не думал. В теории, конечно, думал, а вот в практической плоскости…
— Так-то ты не из пугливых вроде… — замечает она.
— У всех имеются болевые точки. Для меня — это мои близкие… Скажи, когда ты поняла, что без меня… ну, когда ты меня…
Я запинаюсь…
— Полюбила больше жизни? — усмехается она. — Не знаю… Недавно, наверное… Когда решила стать твоей женой.
— Вообще-то ты не слишком долго раздумывала.
— Ну, ты ведь мне всегда нравился. Ещё маленькие были, а взрослые шутили, мол, жених и невеста. Помнишь?
— Нет, — качаю я головой. — Не помню. То, что было до кирпича, не помню. А в детстве ты верховодила или я?
— Я, вообще-то, — кивает Наташка.
— Выходит, я сильно изменился, да?
— Да…
— И что, ты это не заметила что ли?
— Почему? Конечно заметила. Ты мне и раньше нравился, и то, что был таким спокойным тоже нравилось. Я иногда думала, что ну, типа, а вдруг, да? Вдруг, мы действительно когда-нибудь поженимся? Знаешь, у девочек всякое в голове бывает. Так вот, я думала, что это даже неплохо, что ты такой… спокойный. Так даже лучше… Ну, надёжнее, что ли.
— Что-то я тебя не понимаю…
— Так это же тогда было! Чего ты не понимаешь? А потом бац, и ты меня чмокнул… Это уже вот, после кирпича твоего. В щёчку, что называется. Тут, наверное, я в тебя и влюбилась-то по-настоящему. Смотри-ка, думаю… Егорка-то осмелел как…
— Ты ж меня чуть не съела за эту смелость, — смеюсь я.
— Ну, а ты как хотел, чтобы я сразу того-самого? Я же девочка порядочная, строгих правил. Отец каждый день политинформацию читал. Береги честь смолоду.
Ага. А форму с выдачи. Не слишком-то он преуспел, батя твой…
— Я тогда думала, а вдруг ты тоже того? Ну в меня втюрился, в общем. Поэтому стал хвост распушать, дерзить хулиганам и даже, чего уж раньше точно никогда не бывало, драться. Я разное думала. И плохая компания, и половое созревание, но надеялась, что это, всё-таки, из-за меня. А, на самом деле, это из-за кирпича, да? А может… может это потому, что отец в семью вернулся?
— Но потом-то ты как бы сама уже намекать начала, на более тесные контакты. Причём толсто намекать.
— Ну, а если ты, как балбес, сказал «а» и вдруг заикаться начал. То смотришь, то не замечаешь, а то и вообще с какими-то малолетками…
— Чего я с малолетками?
— Да кто тебя знает, чего ты там с ними делал? Там уже такая тема пошла, что все девки в школе на тебя зыркали.
— Да брось ты…
— Вот тебе и «брось». Конечно, потрепал ты мне нервы, всё сердце в шрамах.
— То есть, куда все, туда и ты? Решила девкам нос утереть?
— Дурак ты, Егор… Я ведь взаправду втрескалась. Ведь ты у меня на глазах из утёнка… не гадкого, конечно, но из ребёнка, которого я опекала и… любила, но по-детски, понимаешь? Короче из утёнка стал таким вот лебедем. Причём, так быстро, моментально, будто бомба взорвалась. И главное, возможно, только ради меня… Я сама не знаю, как это всё произошло и происходит. Это же дух, чувства, высшие материи, ясно? А ты хочешь, чтобы я тебе всё это объяснила простыми, грубыми человеческими словами. Ну просто… меня в тот период мотало из стороны в сторону и эта скорость… внутри меня так быстро всё изменялось…
Мы замолкаем и сидим какое-то время молча.
— И, главное, как качели, — мотнув головой, говорит Наташка, будто продолжая мысль, которую только что обдумывала. — То одно, то другое, то холодно, то жарко, то изыди, то приблизься. Ладно бы никаких надежд не подавал, сразу бы обрубил, а то… даже замуж позвал…
Она снова замолкает.
— Да как тебя обрубить-то было…
— Что прилипчивая такая? — грустно усмехается она.
— Нет, я не это имел в виду.
— Короче, Егор Брагин, — трясёт она головой, и по тяжёлым каштановым волосам пробегает волна. — У меня вопрос только один. Ты меня любишь или нет?
Я отпиваю остывший чай… Скажу «нет» и всё.
— А если я не Егор Брагин? — вместо этого говорю я.
А, вообще-то, кто я, если разобраться? Подполковник Егор Добров? Нет, за этот год я точно перестал им быть. И чего уж меньше всего хотел бы, так это вернуться сейчас в своё будущее и снова стать Добровым с шаурмой в руке в сквере рядом с домом… Вот это был бы облом… От такого было бы уже не оправиться… Но я, разумеется, и не Брагин, не тот тихоня Брагин, с которым нужно было заниматься по математике. На буксире тащить. Я уже ни тот и ни другой.
— А кто ты? — спрашивает Наташка, чуть прищуриваясь.