Цеховик. Книга 13. Тени грядущего

— Спасибо вам большое! — восклицает её папа и протягивает руку.

— Мы так переволновались! — вступает мама. — Наташенька, ну ты зачем убежала? Ты же девочка смышлёная, а учудила такое. Ф-у-у… Думала, у меня сердце разорвётся. Спасибо вам большое. Какие у нас люди хорошие, всё-таки.

— Да, ну что вы, — улыбаюсь я. — Удивительно разумная дочка у вас. Было очень приятно с ней познакомиться. И с вами, кстати. Я Егор Брагин. Вот, держите. Это моя визитка. Будете в Москве, обязательно звоните, по любому вопросу. На, Наташ, возьми тоже. Да вы и просто так звоните. Может быть, пообедаем вместе? Я вас приглашаю.

Они растерянно переглядываются.

— Мы не можем, — говорит Наташка. — Нас же родственники ждут, волнуются, а из-за меня мы и так задержались.

— Ну, да, — киваю я…

— Я Елена, — представляется её мама. — А это Николай, мой муж. Спасибо вам большое, Егор. Очень приятно было познакомиться. И ещё раз спасибо, что нашли беглянку нашу. Не знаю, что бы мы делали…

Я киваю. Улыбаюсь и киваю. Правда, улыбка получается не очень весёлой. Как-то очень странно это всё и тревожно… И почему-то немного грустно… Интересно, свою новую жизнь мы воспринимаем, как более важную, а старую, закончившуюся, списываем со счетов. Наверное, потому что самим нам в неё вернуться уже не светит.

Кем бы я предпочёл стать, если бы мне дали возможность прожить заново — Брагиным или Добровым? Наверное, Брагиным… А Наташка? Предпочла бы быть Рыбкиной или Мурашкиной? Хочется верить, что Рыбкиной… Иначе получается, что всё вот это… Что всё не то, короче…

— Егор! Ну, ты даёшь! Ты, конечно, пацан ещё, я понимаю, но ты такими серьёзными делами занят, а здесь эдакое ребячество!

Чурбанов ходит по кабинету, заложив руки в карманы брюк. На нём рубашка с погонами и брюки с широкими генеральскими лампасами.

— Хоть бы узнал сначала, что за гусь, этот Зевакин. Нет, я понимаю, мудак он настоящий и то, что ты ему устроил, даже мало. Легко отделался. Перелом челюсти, сотряс, что там ещё? Нос? Выживет. Через месяц опять баб лапать начнёт. По-хорошему, надо было яйца ему отрезать.

Хочу сказать, что это легко можно устроить, устранить, так сказать, оплошность. Хочу, но не говорю. Решаю, что злить благодетеля своего не стоит.

— Но батя у него очень говнистый мужик, — вышагивает Чурбанов. — Очень. Мы не на диком Западе живём, скажу тебе. Это у буржуев деньги решают всё. А у нас система, социализм, понимаешь? Перед законом все равны. Как бы. Так что заткнуть его будет очень трудно. Что вот в таком случае делать прикажешь?

— А давайте, — предлагаю я, — мы его грузом социалистической законности и прижмём. Во-первых, меня в баре никто не видел, кроме потерпевшего и его дружков, вступивших с ним в преступный сговор. Я вообще, в это время был в компании с уважаемыми людьми. А он, между прочим, и это мне доподлинно известно, не только к Наталье моей приставал. Есть конкретные пострадавшие и они дадут показания. При правильном подходе.

— А Наталья даст?

— Не знаю, — хмурюсь я. — Её я бы не хотел в это дело вовлекать.

— Так она уже вовлечена, — он даже останавливается. — Сам видишь, для неё это унизительно, а для других девушек? Думаю, никто не захочет в это дело влезать.

— Ну, это смотря как подойти к вопросу. Нужен толковый следак. А ещё лучше, следачка.

— Можно подумать, у меня толковые следователи штабелями навалены. Людей не хватает.

— А я знаю одну барышню. Она молодая, но тут главное желание ведь. Думаю, она бы взялась за это дело. Всё-таки, советская женщина самая эмансипированная в мире, а тут какой-то… негодяй портит образ советского начальника.

— Не знаю, можно попробовать, конечно… То, что он тебя оговорить пытается, так это понятно. Он же к Наталье подкатил, а она его отбрила, понимаешь? Нормально в логику вписывается. Ты мне, кстати, про алиби скажи. Значит… есть кто-то кто может подтвердить, что в это время находился с тобой?

— Ну, — развожу я руками.

— Что «ну»? Есть или нет? Кто может подтвердить?

Я не отвечаю и только бровями поигрываю.

— Ты… Ты на меня что ли намекаешь? Брагин!

Он сердится и снова начинает топать по полу мотая головой.

— Нет, ну ты и гусь! Тебе палец дай, так ты всю руку оттяпаешь. Нет, ну и гусь! Так, всё! Шуруй отсюда! Иди с глаз! И смотри, чтоб никаких показаний и даже неофициальных заявлений, понял? И про алиби пока никому ничего, никаких фамилий, ясно тебе? Тебя ведь не успели допросить по этому делу?

— Нет, да я бы и не сказал ничего.

— Ну, и всё. Иди.

— Юрий Михайлович, спасибо вам большое.

— Угу, — всё ещё сердито бурчит он и возвращается за стол. — И вот ещё что. Позвони Галине. Она по свадьбе твоей что-то предложить хочет.

Я наконец заявляюсь на работу.

— Егор, — качает головой Новицкая.

— Ир, ну хорош, — отмахиваюсь я. — Можно подумать, я бухаю или просто развлекаюсь где-то.

— Слов нет, — говорит она.

— Когда ты успела стать формалисткой и педанткой, а?

— Тогда, когда начальник сказал, что нахрен меня уволит. Вот когда.

— Ладно, пойду поработаю немного.

— Вот именно, немного, — кивает она. — А надо, как раз много!

Я захожу в свой офис.

— Бон суар, товарищи.