— Начинаем обыск! — даёт задание Тимурыч. — Ищем оружие, боеприпасы, всё подозрительное. Так, на духов браслетики быстренько примерили. Поднимаем теперь.
— Кто вы такие? — начинает приходить в себя Эдик. — Какой ещё обыск, покажите постановление.
Боец, поднявший его с пола прописывает ему короткий в дыхалку, и тот задыхаясь начинает хватать ртом воздух.
— Как тебе такое постановление, Эдди? — спрашиваю я
— Брагин, — хрипит он, отдышавшись, — что ты делаешь? Ты с ума сошёл?
— По-моему, — хмыкаю я, — это ты с ума сошёл, Снежинский. Причём наглухо. Где оружие? Скажи сам и тогда нам не придётся перерывать всю квартиру.
— Как можно сказать о том, чего здесь нет? — упорствует он.
— Здесь нет? — повторяю я. — Как интересно. А где, если не здесь? Лучше скажи. Кстати, у тебя паяльника нет случайно?
— Паяльника? — удивляется он. — На кой ляд мне паяльник, я же не самоделкин.
— Ну да, у тебя, скорее, дилдо найдётся, чем рабочий инструмент, правда? А утюг, есть хотя бы?
— Есть, — пожимает он плечами.
— Отлично. Так, ребята, давайте этого сюда, в гостиную, а того, молчаливого, в ванну. Мы его топить будем. А тебя, Эдик, нагревать. Так что лучше вам самим сообщить, где оружие. Может быть не дома, в гараже у сестры, например. Ты лучше сам скажи, ты ведь хочешь, чтобы всё скорее закончилось? Поверь, основания для этого пожелания у тебя будут. Давайте, этого, второго тащите в ванную.
Я подхожу к калмыку. Он выглядит испуганно.
— Ты в меня стрелял? — спрашиваю я его.
— Ч-ч-что? — заикается он. — Ч-ч-что?
— Артист, — хвалю его я. — Молодец, крепкий орешек, да? Ну, ладно, сейчас поговорим. Тащите, ребят.
Я прохожу вперёд и открываю дверь в ванную…
— О-паньки, а это что тут у нас? Опять за старое? Порнуху печатаете?
На ванне лежит большая чертёжная доска, а на ней установлен фотоувеличитель. С бельевых верёвок свешиваются фотоплёнки. В ванночке плавают оттиски. На стиральной машине лежит пачка готовых фотографий. Я беру эти фотографии и… ого. Твою ж дивизию. Это я. И на следующей я. Вот я сажусь в машину. А вот я с Игорьком. И на фабрике тоже я. С директором. С Галкой…
А вот джинсовый костюм. А тут склад готовой продукции. А это ворота нашей винокурни, где делается виски. А это… А это коньяк. Фотографии финансовых отчётов швейфабрики. А это товарищ Ефим. Неизвестно кто там ещё на плёнках найдётся. Пипец, товарищи, с Новым годом…
— Давайте, его на кухню, — меняю я команду, — а того в комнату. И смотрите, не перерывайте ничего. Любые документы, бумаги, фотографии, не трогать, пока я не скажу, что с этим делать.
Калмыка заводят на кухню и усаживают на табурет.
— Где твои документы? — спрашиваю я.
— В… в пальто, — отвечает он ломким голосом и кусает губу.
Нервничает пацан. Я киваю рядом стоящему бойцу и тот уходит в прихожую.
— Страшно тебе? — спрашиваю я.
Он один раз кивает, резко опустив голову и смотрит в пол. Его прямо колотит.
— Да, — соглашаюсь я. — Мне на твоём месте тоже было бы очень страшно. Ещё бы. Сегодня нашего боевого товарища застрелили. Целились в меня, а застрелили его. Пык и всё. Нет человека. У всех Новый год, радость, а его больше нет. Понимаешь?
Он кивает, так же размашисто и один раз.
— Хорошо. Проблема в том, что мы все думаем, будто это ты его убил.
— Что⁈ — вскидывает он голову. — Почему⁈
Его глаза выражают настоящее отчаяние и ужас.
— Как я мог-то? — лепечет он. — Чем?
— Из чего? Из пистолета или из винтовки, не знаю. Ты сам скажи.
— Я… я не убивал!
— Правда? А что же ты делал?
— Я… я… — он снова роняет голову.
— Ты за мной следил, да?
Он молчит.
— Ну вот, видишь, всё сходится. Выслеживал, высматривал, высчитывал, где, как и когда меня грохнешь, правильно?
Он мотает головой и смотрит в глаза.
— Вот его документы, — заходит боец с паспортом.
— Так, ну давай знакомиться, — говорю я принимая его паспорт. — Максим Николаевич Шарманжинов. Прописан в Москве. Шестьдесят первого… Хм. Так, а это что у нас…
В руках у меня оказываются красные корочки. Редакция газеты «Комсомольская правда», Орган Центрального Комитета ВЛКСМ… Удостоверение номер… так… работает в редакции внештатным корреспондентом. Фото, печать, действительно до…
— Макс, ты внештатный корреспондент «Комсомольской правды»? Я правильно понимаю?
— Да, — снова кивает он.
— Тебе что, дали задание собрать материалы обо мне? Так что ли?
— Нет, — качает он головой. — Это Эдуард предложил. Ему… ему сказали, что возьмут на хорошую должность, если он… сделает боевой… материал.
— Ага. А ты как оказался в этом деле?
— Ну, а я хочу просто в штат попасть… Мне тоже так, э-э-э… сказали…
— Понятно. И вы, значит, начали проводить расследование, да?
— Да…
— А имя Павла Ропшина ты зачем взял? Он ведь враг социалистического государства. Ты подумал, что так смешнее будет? Что я испугаюсь, да? Что подумаю, будто ты меня убить хочешь?
Он молчит.
— Ну, вот, — говорю я, — я так и подумал. Удалась шутка твоя. Нравится?
Он молча мотает головой.
— Конь, бл*дь, бледный. Журналист, хренов. Ну, ты-то ладно, молодой и глупый, но этот гусь Эдик… Он же должен понимать, что такой материал ни за что бы не пропустили.