– Осталась всего пара часов, – сочувственно кивает она. – И сегодня не очень людно. Возможно, я отпущу тебя пораньше.
Мы вдвоем обслуживаем пару столиков.
Решительно кивая, она повторяет:
– Да, ты вполне можешь уйти раньше. Вряд ли заработаешь тут больше двадцати долларов чаевых. Иди домой, отдохни.
Мне не нужно повторять дважды. Два лишних часа сна, перед тем как отправляться на почту, чтобы сортировать посылки, кажутся мечтой. Так что я спешу домой и падаю спать, даже не проверив телефон. Он никуда не денется до утра.
В три сорок срабатывает будильник. Когда я вскакиваю на постели, то чуть не падаю от головокружения. Содержимое ужина, проглоченного наспех прошлой ночью в клубе, подкатывает к горлу, угрожая выплеснуться наружу.
Я закрываю глаза и делаю несколько глубоких вздохов. Как только чувствую, что могу встать, не блеванув на ноги, наклоняюсь, чтобы взять телефон.
И это оказывается большой ошибкой.
Мой желудок протестует. Чувствую во рту привкус рвоты раньше, чем успеваю добежать до ванной. Не успеваю я поднять вверх крышку унитаза, как меня рвет. Я падаю на колени, когда все съеденное, наверное, за последнюю неделю, выплескивается наружу и плюхается в фарфоровую чашу.
Боже, чувствую себя ужасно.
Меня рвет до тех пор, пока не остается лишь бледная, водянистая желчь. Все еще не поднимаясь с колен, я тянусь за полотенцем и вытираю лицо. Понимаю, что вся вспотела. Я потею, трясусь, и мне чертовски плохо. Слабым движением руки я дважды промываю туалет, прежде чем встать на ноги.
В раковине я полоскаю рот водой, а затем гляжу на свое бледное отражение. Мне нужно идти на работу. В каждый праздничный сезон есть нехватка рабочих рук, и работающие на полную ставку переходят на полторы. Мне нельзя оставаться дома.
Я ковыляю обратно в спальню, но останавливаюсь на пороге. О нет. Вода, которая попала в желудок, не хочет оставаться там. Лоб покрывается испариной, заставляя меня вернуться к унитазу.
Когда я снова нажимаю кнопку смыва, решаю позвонить и сказать, что больна. Просто не могу пойти на работу.
Часы у кровати показывают пять минут пятого, а значит, я уже опаздываю. Беру телефон и набираю номер. Мой начальник, Кэм, отвечает сразу.
– Кэм, это Сабрина. Меня рвет…
– У тебя есть записка от врача? – требовательно спрашивает он.
– Нет, но…
– Извини, Сабрина, но ты должна прийти. Больше никого нет. Ты просила об этой смене.
– Знаю, но…
– Никаких «но». Мне жаль.
– Я сортировала почту всю…
– Слушай, мне нужно идти, но в качестве услуги я пробью твою карточку, и тебе не запишут опоздание. Но ты должна быть тут. У нас столько посылок на сортировке, что я даже другого конца комнаты не вижу. Неужели никто больше не закупается в супермаркетах?
Это, очевидно, риторический вопрос, поскольку он тут же вешает трубку.
Какое-то время я сижу, уставившись в телефон, затем с трудом встаю на ноги. Полагаю, я все же иду на работу.
– Ужасно выглядишь, – замечает одна из коллег, когда я с трудом вхожу, опоздав на двадцать минут. – Не стой рядом со мной. Не хочу заболеть.
Я щурюсь на нее и борюсь с искушением заблевать ее накрахмаленную форму.
– Я тоже, – коротко отвечаю я.
Кэм подходит, хмуро глядя в свой iPad.
– Иди к четвертой стойке и начинай сортировку. Мы так дико отстаем, что это даже не смешно.
Я подавляю желание отдать честь. Хотя согласна с ним: тут нет ничего смешного. Я чувствую себя ужасно.
Утро тянется долго. Ощущение, что меня покрыли смолой, и каждое движение требует очень много усилий. Должно быть, подхватила грипп. Я вымотана, как и предупреждала Хоуп, из-за двух работ, большой учебной нагрузки и беспокойства о Гарварде. Слишком надрывалась в этом семестре и сейчас расплачиваюсь.
Когда смена заканчивается, мне едва хватает сил доползти до машины и выехать с парковки. Я добираюсь домой, но, как только вхожу на кухню, накатывает новый приступ дурноты. Приходится зажать рот рукой и снова бежать в ванную.
– Что не так с вами обеими? – ворчит Рэй, стоящий в проеме двери. Он одет в одну из своих замызганных белых маек навыпуск и серые треники. В одной руке держит пиво.
Затем до меня доходит смысл его слов.
– Что значит «с обеими»? Бабушка заболела?
– Она так сказала. Не закончила готовить мне завтрак. Ей стало плохо, и она ушла в спальню. – Он кивает головой в сторону бабушкиной комнаты.
Я с трудом поднимаюсь на ноги и плетусь к ней.
– Бабуль, ты заболела? – спрашиваю я.
В комнате темно, и она лежит на кровати с маской на лице.
– Да. Думаю, слегла с гриппом.
– Дерьмо. У меня то же самое.
– Я слышала, как тебя рвало утром.
– Прости.
Она похлопывает по постели рядом с собой.
– Иди сюда и ляг со мной, детка. Ты закончила с работой?
Я киваю, хотя она меня не видит.
– Да, свободна до завтрашнего утра. Сегодня нет клуба.
– Это хорошо. Ты слишком много работаешь.