Память подсказывала ему верный путь. Он то шел, то переходил на бег, изредка останавливаясь отдохнуть. Его окружал лес чужого мира. Больной, запуганный, отравленный дымом войны, израненный ракетными ударами, испятнанный ожогами фотонных атак, но по-прежнему живой. В капустных кронах возились руконогие зверушки в короткой шерсти под цвет листвы. Треща жесткими крыльями, кто-то перелетал с дерева на дерево, не то мелкая птица, не то крупное насекомое. Уродливый нарост на стволе вдруг оживал, приподнимался на крохотных лапках, поводил треугольной головкой и стремглав уносился прочь. Шуршала сухая трава, под ней, как под старым одеялом, укрывалась от стороннего взгляда своя жизнь. Где-то вдали громыхало, небеса озарялись инфернальными сполохами, война не прерывалась, но, подобно грозовому фронту, отползла куда-то далеко, позволив этим местам передышку. Очень удачно Жарков наткнулся на «живую шпалеру», переплетенные в сплошное зеленое полотно стебли пурпурных лиан, захватившие в свой плен сразу несколько стволов. Шпалера уже отцвела и теперь бурно плодоносила. Перезрелые плоды, похожие на черные античные амфоры, частью опали и валялись у подножия шпалеры, частью свисали на манер причудливых украшений. Здесь Жарков остановился надолго, потому что внутри амфор скрывалась пропитанная влагой нежная зеленоватая мякоть изумительного вкуса. Вдобавок содержимое поднятых с земли плодов начало бродить, сообщая мякоти отчетливый винный привкус. Абсолютно ни о чем не думая, Жарков плотно, с запасом, набил желудок и впервые за время с момента славной гибели наблюдательного поста почувствовал себя сытым. Он утратил всякое представление о времени и расстоянии. В чем он был отчасти уверен, так это в избранном направлении. Чего ему вовсе не хотелось, так это пережить в лесу еще одну ночь.
Жарков двигался не таясь, умышленно производя как можно больше шума. Поэтому ближе к вечеру его обнаружили и обстреляли. Не прицельно, совершенно для порядка. Не зная, чье неравнодушное внимание он привлек, Жарков заорал во всю глотку на земном интерлинге:
– Галактические силы разъединения!..
Кусты расступились, на свободное от растительности пространство вышли трое в боевой мимикрирующей экипировке, в шлемах с опущенными забралами.
– Инспектор, – сказал на абхугском тот, что шел первым. – Вы ранены? Хотите пить? Нужна помощь?
– Да, – выдохнул Жарков, согнувшись пополам и для верности уперевшись ладонями в колени. – Доставьте меня на базу ГСР.
Абхугские рейнджеры стали кружком, почти касаясь шлемами, и что-то между собой обсудили. Затем все трое слаженно откинули забрала. Первый обратился к Жаркову на интерлинге:
– Империя будет рада подтвердить приверженность миру и оказать содействие нашим галактическим друзьям. У нас есть краулер-бронеящер, внутри тесновато, но мы найдем способ потесниться. Как к вам обращаться, инспектор?
– Жарков, – сказал тот. – Просто Жарков.
В кабине краулера и впрямь было не повернуться, разило горелым металлом и органическим топливом. Водитель сидел в кресле, повернувшись спиной, остальные разместились на полу, толкаясь плечами и коленями. Откуда-то возникла баклага с пивом, сама собой всплыла вяленая рыба, но разговор не клеился. Из чего Жарков сделал вывод, что в последних боях удача от Империи отвернулась.
– Граф Карранг о’Каррапт, – сказал он. – Кому-нибудь знакомо это имя?
– Впервые слышу, – откликнулся один из рейнджеров. – Кто он? Что с ним не так?
– Пилот такого же механизма, как и ваш. Он погиб.
– А, – равнодушно сказал другой рейнджер. – Обычное дело на войне. Графы, знаете ли, тоже смертны.
У него было длинное, худое лицо, темная кожа в мелких оспинках казалась пропитанной липким дымом. Рыжая щетина на голове и скулах перемежалась седыми островками. Большой острый нос придавал облику нечто птичье. Все рейнджеры поразительно напоминали стаю больших усталых птиц. В их компании Жарков, как никогда, выглядел белой вороной во всех смыслах.
Они необыкновенно похожи на людей. На городских улицах Земли можно столкнуться с такими, как они, лицом к лицу и спокойно разминуться. Это лишь оболочка. Внутри они другие. Они думают иначе, у них иные ценности, иная этика. И слишком много ненависти, целый океан.
Возможно, уже завтра кто-то из этих рейнджеров будет мертв. Имя его ничего не скажет тем, кто придет вместо него убивать дальше. Во имя фальшивых ценностей.
Они хотя бы помнят, с чего все началось?..
На базе Жаркова встретили, словно ничего не случилось. Знакомые равнодушно приветствовали, малознакомые отделывались кивками, остальные проходили мимо, уставившись запавшими глазами в пустоту.
– Виталий, – рассеянно сказал начальник базы командор Миллер. – Что ты тут делаешь?
– Где же мне быть? – злобно осведомился Жарков. – Мой наблюдательный пост разнесли вдребезги ракетами и пушками.
– Вот как, – сдержанно удивился Миллер и повернулся к громадной карте во всю стену. Карта полыхала красными лишаями огневых контактов, сквозь какие с трудом пробивались зеленые огоньки постов ГСР. – Но твой браслет подает сигнал.