Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны»

Позиция Буша в период переворота хотя и не соответствовала интерпретации событий, которую ей давал российский президент, все же не оттолкнула Ельцина. Несколько лет спустя в своих мемуарах Ельцин так описал действия американского президента в августе 1991 года: «Джордж Буш не только позвонил мне, но и незамедлительно организовал международную поддержку России, говорил с лидерами стран НАТО, делал политические заявления и тому подобное. Джордж Буш, бесспорно, проявил себя прежде всего как высокоморальный политик… Его поддержка была неоценимой и много значила для меня лично»^{81}.

История ускоряется

Для многих в администрации Буша и вне ее провалившаяся попытка августовского переворота означала последний удар по советской системе, способный наконец развалить ее. Теперь в Москве тон задавал не Горбачев, а российский президент, который, похоже, был намерен добиваться роспуска Советского Союза. В администрации наибольший энтузиазм по поводу Ельцина и его программы испытывали в Пентагоне. Министр обороны Дик Чейни публично выразил свои взгляды уже через неделю после провала переворота. В ходе выступления в Ассоциации политических наук 29 августа Чейни высказался в поддержку четырех основных принципов: «демократия, добровольное объединение, экономическая реформа и демилитаризация». И добавил: «Если вы посмотрите на программу Бориса Ельцина, то увидите, что она очень близка к тому, что я только что изложил». Он также добавил, что поскольку переворот дискредитировал КГБ, КПСС и военных, то вполне естественно, что узы, скреплявшие Советский Союз почти 70 лет, должны ослабнуть, и за этим последует распад той советской империи, какую мы знали на протяжении стольких лет^{82}.

Однако даже после переворота Чейни выражал мнение меньшинства в администрации. Бывший директор ЦРУ Роберт Гейтс отмечает в своих мемуарах: «Мнение Чейни расходилось с мнением большинства сотрудников, работавших в регионах»^{83}. Чейни выступал против поддержки центра, который считал препятствием на пути реформ.

Однако Бейкер на совещании ведущих советников Буша 11 октября 1991 г. заявил: «Было бы сильным упрощением считать, что если кто-то поддерживает центр, то он выступает против реформ. Именно эти парни в центре и являются реформистами». И добавил: «Нам не следует проводить курс на разделение Советского Союза на двенадцать республик. Надо поддерживать то, что они хотят, если это не противоречит нашим принципам»^{84}.

Буш продолжал считать, что Горбачев и центр все еще могут сыграть свою роль, и Соединенные Штаты должны им помогать. 7 ноября на совещании НАТО на высшем уровне в Риме, чуть более чем через два месяца после провала попытки переворота и незадолго до прекращения существования СССР, Буш встретился с германским канцлером Гельмутом Колем. Коль напрямую спросил его: «Скажи мне, Джордж, позиция США в отношении Советского Союза остается прежней?» Буш ответил: «Я поддерживаю центр и Горбачева, хотя меня в США за это критикуют. Мы наладили и будем сохранять контакты с Ельциным, Кравчуком, Назарбаевым и другими. Некоторые говорят, что там все разваливается, но я так не считаю. Нам приходится иметь дело с республиками… Но я отвечаю на ваш вопрос положительно. Мы поддерживаем центр или по крайней мере Горбачева. В противном случае там может наступить анархия». И он добавил: «Я излагаю вам теорию Джорджа Буша: Горбачев и Ельцин не ладят между собой»^{85}.

Что же касается настроений в республиках, то после переворота Буш, Бейкер и другие представители администрации высказывали различные мнения в отношении Балтийских «государств», призывая в начале сентября Горбачева и Ельцина признать их независимость. Но эти «государства» представляли собой отдельный случай, поскольку США никогда не признавали факта их включения в состав Советского Союза. Однако в отношении остальных республик в период после переворота Буш не высказывался аналогичным образом.

До конца 1991 года основное внимание администрации Буша было, однако, сосредоточено не на развитии демократии в Советском Союзе и не на взаимоотношениях Горбачева и Ельцина, а на том, что делать в связи с назначенным на 1 декабря референдумом о независимости Украины. Без Украины, этой второй по величине после России республики, не может быть Союза. Без Украины Советский Союз потеряет значительную часть свой промышленной базы и 50 миллионов славянского населения, что было весьма важно в плане поддержания баланса между славянами и мусульманами в империи, а также в целом в плане геостратегической обстановки в Центральной и Восточной Европе. Даже Ельцин, говоривший Бушу, что если Украина проголосует за независимость, то Россия ее признает, отмечал, что хотел бы сохранить единство двух стран: «Наши отношения с Украиной гораздо важнее отношений со среднеазиатскими республиками, которых мы все время кормим»^{86}.