Цель (ЛП)

Он сразу стал серьёзнее. — У нас всех есть враг. Империя. — Снова, он попытался принять сидячее положение. На этот раз, несмотря на боль, он все же принял вертикальное положение.

— Хотя, полагаю, у некоторых из нас есть больше причин сражаться, чем у остальных.

Лея подозревала, что боль, написанная на его лице, не имела ничего общего с его раненым плечом. — А твоя причина? — мягко спросила она.

— Причины, — признался он. — Три из них. Или сотни тысяч. Зависит от того, как считать. — Он замолчал.

Лея ждала, позволив ему продвигаться вперёд собственным темпом.

Он задержал свои глаза поверх её плеч, пристально смотря на стену приборных панелей за её головой. Она обратила внимание на заживающие синяки на его руках и торсе, сеть шрамов, попеременно скрещивающихся на обветренном лице. Он был на несколько лет моложе Хана, но темнота в его глазах сделало его внешность гораздо, гораздо старше.

— Во-первых, я хотел только мира, — сказал он, его голос был еле слышен. — Мирное сосуществование с Империей. Сохранность нашего образа жизни. Ты когда-либо было на Малано III?

Лея покачала головой. Она знала, что это был мир сразу за галактическим ядром, но никогда не посещала его.

— Это прекрасное место, — сказал он. Везде деревья. Даже наши города были идиллией зелёного, пронизанные насквозь прозрачными синими реками. И мы мирный народ.

Он нахмурился. — Были. Мы были мирными. Но этого не было достаточно для Империи. Нет, не было достаточно, что мы тихо подчиняемся. Они хотели наши города, они хотели нашу землю. Они желали превратить нашу тихую планету в пристанище для их армий и вооруженных военных баз. Покрыть землю бараками и предприятиями. Превратить граждан в рабочих. «Работа», вот было их определение. — Его лицо скривилось. — Я называл это тем, чем оно являлось. Рабством.

— Империя, наверное, оценила это, — саркастически сказала Лея.

— Не так сильно, как могла бы, — согласился он. — Те из нас, кто возражал, были вскоре выгнаны. А те, кто был мирными протестантами, пошли на путь диверсий, тайно проникая в город глухой ночью, закладывая взрывчатку, борясь за восстановление контроля. — Он покачал головой. — Мы были глупы. Сейчас я понимаю это. Безумны, думая, что Империя могла быть напугана.

— Никогда не глупо сражаться за то, что правильно, — сказала Лея жёстко.

— Глупо отрицать, если знаешь, что является правдой. А правда в том, что нас было мало, мы были слабы. Империя оказалась сильнее. Если бы они только наказали нас… — Он буквально задыхался от слов. Затем прочистил горло. Когда он заговорил вновь, его тон был почти невыразительным.

— Мирабель, наша столица. Они использовали термальные детонаторы для создания огненной бури, охватившей целый город. Тысячи и тысячи погибли. Все, о ком я когда-либо заботился. Все, кого я когда-либо знал. Моя жена… — Он опустил голову и продолжил шёпотом. — Мой ребёнок.

— Мне очень жаль. — Они были так незначительны, жалкие слова. Ничто перед лицом того, что он пережил.

И Лея понимала потерю.

— Это было очень давно, — сказал Элад каменным голосом.

Лея узнала этот тон, эту твёрдость. Ты должен был блокировать бурю эмоций — забыть о прошлом — если собирался продолжать.

— Сейчас я сам по себе, даю сдачи Империи, где и когда могу. Вот что я делал, когда пересеклись наши дороги — я полагал, что, если смогу заполучить в свои руки СИД-истребитель, то смогу полететь прямо в сердце Империи и действительно нанести вред до того, как они спохватятся.

— Один-единственный корабль против Имперского Флота? — В ужасе спросила Лея. — Но это…

Верная смерть.

Он кивнул. — Догадываюсь, что задолжал тебе и твоей команде извинение. Планировал заставить того имперца совершить аварийную посадку на луне — но, полагаю, что выгнал его прямиком на ваш путь.

— Так наше спасение разрушило твой план?

— Месть может немного подождать, — сказал Элад. — Если честно, осталось только одно, что заставляет двигаться дальше. Когда ты потерял столько же, сколько я… — Он покачал головой. — Ты не поймешь. Надеюсь, тебе никогда не придётся.

Лея аккуратно на его руку положила свою. — Я понимаю. — Ей надо было только произнести слово, и он бы понял.

Альдераан.

Он наполнял её разум каждый день, каждую минуту. Их лица, голоса. Пышные, зелёные парки, заполненные детьми в летний день. Сладкий запах т'иила, цветущего на лугу. Объятия её отца.

Исчезли.

Они жили внутри неё, она заперла их внутри. Боль была слишком свежа, слишком сыра. Это было слишком тяжело.

И ей внезапно показалось, что отпустить все это будет не так уж тяжело.

— Иногда я боюсь, что бой — это всё, что поддерживает мою жизнь, — поведала она ему. — Я дышу, ем, двигаюсь вперёд только потому, что знаю, что бой должен продолжаться. Возможно, вот почему я сражаюсь так усердно. Потому что если у меня не было бы этого… — Лея остановилась. Она никогда не признавалась в этом прежде. Возможно, даже самой себе.

А это был лишь незнакомец. Что она делает?

— Если бы у тебя не было этого, ты боишься, что ничего бы не осталось? — Это не прозвучало как вопрос.