Возвращаясь в Москву из этих поездок, мчась по дороге, бегущей большей частью через лес, Максим смотрел на закат красного вечернего солнца над тёмными голыми деревьями и чувствовал, как у него теплела душа. В это время года темнеет рано; над высокой чертой горизонта полоска зари всё сужалась и приобретала уже не красный и багровый тон, а тёмно-пурпурный, похожий на угасающий уголь. Он купил диск с музыкой своего детства и раз за разом прослушивал в пути эти мелодичные и чистые композиции. Особенно его тронули «Прекрасное далёко» из кинофильма «Гостья из будущего», «Крылатые качели» из «Электроника», а также песни из мультфильмов «Шёлковая кисточка» и «Облака – белогривые лошадки». «Называющие себя демократами на чём свет стоит ругают Советский строй, – размышлял Максим, – но именно тогда были созданы эти шедевры, а что создано сейчас?… Разве сейчас могут сотворить что-то подобное?! И спрашивается – какой строй лучше?!» Чем ближе Максим подъезжал к столице, тем больше у него менялось настроение, он резко чувствовал смену энергетики. «Что-то непременно случится с этим городом, – думал он, – слишком много здесь сконцентрировано негатива».
Несмотря на смену образа жизни (он оставил некоторые привычки), Максим продолжал регулярно ходить в спортзал. У него оставался оплаченным абонемент в фитнес-клубе в отеле «Ритц Карлтон». Заниматься боксом здесь было невозможно по причине отсутствия необходимых условий. Максим ходил сюда раз в неделю почти с самого открытия отеля. В тренажёрном зале он с полчаса разминался, затем перебирался в спазону, плавал в бассейне, долго лежал на массаже. У него сложились дружеские отношения с массажисткой, женщиной средних лет, которая тоже работала здесь с открытия, с ней он говорил о жизни и, как не странно, о политике. Недавно Максим стал свидетелем отвратительной сцены. Известная дива, которую принято величать светской львицей, тоже посещавшая этот клуб, во всё горло орала матом на своего охранника, который забыл в машине её сумку со спортивной одеждой. Дива была известна своим скандальным и экзальтированным поведением и выставляла его напоказ. Такого безобразного мата Максим не слышал от самых прожжённых мужчин. Напуганный охранник, огромный веснушчатый молодой парень, совсем растерялся от этих воплей и, густо покраснев, мелко дрожал. Его безропотная покорность еще более завела диву, её брань перешла в истерику.
Взглянув на искаженное злобой лицо, брызжущее мерзкими гнилыми словами, Максим вспомнил одно событие, о котором ему как-то поведал знакомый банкир. На заре девяностых в Питере отмечался юбилей известного банка. В числе приглашенных был митрополит СанктПетербургский Иоанн. Многие к нему подходили за благословением; отдавая дань моде, соизволил подойти и тогдашний мэр с супругой. Митрополит Иоанн поднял для благословения руку, некоторое время напряжённо смотрел, как многим показалось, куда-то сквозь мэра и его жену, вдруг переменился в лице, упал и испустил дух. Митрополит не мог не благословить мэра, но и благословить его не получилось. Сам бывший градоначальник наломал немало дров, стоя у истоков второго крушения России, Но несоразмерно больше зла принесла его чадо, которая, стремясь стать эталоном для молодёжи, влила в неё массу духовной отравы.
«Надо завязывать болтаться по подобным местам, – подумал Максим, – зашёл и словно окунулся в чан с отходами; уж лучше ходить в заведения попроще, там и отношение к спорту серьезней».