Целестина, или Шестое чувство

Ах, нет, неправда, не обманывай себя, болван. Она должна быть смелой и сильной и всегда иметь собственное мнение по любому вопросу. Должна верить в тебя и всегда быть рядом...

Хотя, собственно, почему? Кем ей приходится Ежи Гайдук?

Никем.

Ладно, но тогда и она будет никем для Ежи Гайдука.

Никогда больше, никогда - даже если не знаю, что...

Никогда в жизни.

Конец.

6

- Я хотел спросить, - сказал Бобик, выглядывая из-за ровного строя солдатиков, - есть такой дом - ковыряльня?

- Что? - остолбенела тетя Веся.

- Ковыряльня. Купаются в купальне, а ковыряются в ковыряльне.

- Ковыряются? - Тетя Веся даже выронила ложку.

- В носу, - пояснил Бобик. - А где еще можно? В трамвае нельзя, дома нельзя, на улице нельзя... Нигде нельзя. Значит, должна быть ковыряльня.

Жачек так и покатился со смеху.

- Ой, правда, истинная правда! - выговорил он наконец срывающимся голосом. - Куда бы обратиться с предложением?

Цеся неодобрительно посмотрела на развеселившихся родственников. До чего ж они заурядны! Какие там тонкие чувства, возвышенность - ужасные, примитивные люди, прозаичные, без полета. С Данкой разговаривают, как с себе подобной, даже не подозревая, какой могучий у нее ум. Данка ведет себя вежливо, разве что улыбнется в сторону, может, чуточку высокомерно... Но, в конце концов, трудно ей удивляться. Не всякий выдержит общение с командой присяжных остряков, тем более человек с такой утонченной психикой. Сама Цеся, после того как открыла в Данке поэтессу, постоянно пребывала в состоянии робкого восхищения. Подчас у нее даже не хватало духу заставлять свою необыкновенную подругу делать уроки. Кроме того, теперь она на все смотрела как бы Данкиными глазами - по крайней мере, так ей казалось - и неизменно приходила к убеждению, что этому талантливому и беззащитному существу судьба уготовила сплошные невзгоды и вообще все окружающее оскорбляет ее легко ранимую душу. В преданном сердце обуреваемой дружескими чувствами Телятинки горело желание убрать с Данусиного пути все шипы и тернии.

- Перестаньте! - резко сказала она. - Вы даже не знаете, что Данка пишет стихи!

- О-о-о-о! - как сговорившись, хором вскричали родственники.

- Я тоже когда-то писала стихи, - объявила тетя Веся.

- Ну да! - поразилась Целестина.

- И как будто неплохие, - призналась тетка, эта, казалось бы, воплощенная посредственность. - Даже получила награду на конкурсе "Белая гвоздика".

- Веся у нас всегда была чертовски поэтична, - захихикал Жачек, видно вспомнив что-то очень веселое.

- А о чем было то стихотворение? - полюбопытствовала Цеся.

Тут Данка не выдержала и вмешалась. Снисходительно улыбнувшись, она сказала:

- Какая же ты, Цеся, наивная. Разве вообще можно ответить на вопрос, о чем это стихотворение?

- Я могу ответить, - сказала тетя Веся. - Вероятно, потому, что мне уже тридцать пять лет. Так вот, в том стихотворении речь, разумеется, шла о любви, а также, естественно, о непонимании.

- Чего кем? - спросил Жачек.

- Кого чем, - буркнула Веся. - Ясное дело, что меня не понимал мир. Передайте кто-нибудь еще кусочек пирога.

- И мне тоже, - оживился Жачек. - Пирог - объедение, пальчики оближешь.

- Почему вы все время едите? - с отчаянием воскликнула Цеся.

- Так уж мы сконструированы, - любезно объяснил Жачек. - Впрочем, это относится к большинству здесь присутствующих. Даже ты и твоя подруга, хоть вы и существа высшего ряда, должны время от времени снабжать горючим свою пищеварительно-выделительную систему. Тебе, дитя мое, как будущему врачу это лучше знать. Даже Словацкий[5] имел обыкновение обедать.

- Кажется, он был большой сластена, - лукаво заметила тетя Веся.

- Ха-ха! - загрохотал Жачек. - Что касается меня, то я, когда ем такой пирог, заметно облагораживаюсь.

Больше Цеся не могла выдержать.

- Дануся, - сказала она умоляюще-извиняющимся тоном, - может, пойдем в башню?

- Ну ладно, - вздохнула Данка. - Пора в самом деле браться за учебу.

- Святые слова, милостивая государыня, - ехидно произнес Жачек. - Учение свет. А о поэзии мы поговорим лет через пять.

Подруги вышли в коридор.

- Не знаю, какая муха их сегодня укусила, - смущенно сказала Цеся. - Отец просто невыносим.

- Ну почему? - снисходительно улыбнулась Данка. - Он у тебя симпатяга...

Из-за дверей бывшей комнаты девочек, которая теперь служила приютом Юлии и Кристине, доносились голоса художников. Когда Юлины друзья появлялись в доме, Цеся обычно убегала куда подальше, однако на сей раз вынуждена была изменить своему правилу, так как оставила в комнате портфель с книгами и тетрадями. Если б не Данка, Целестина

предпочла бы отправиться в школу с невыученными уроками - она готова была сделать что угодно, лишь бы не входить в комнату, полную людей. Но рядом стояла Данка, и по ее лицу разливалось выражение блаженной лени. Цеся напрягла всю свою волю и, приняв светский вид, постучала в дверь.