– Ну вот, хоть в чем-то мы сошлись! – В голосе секретаря ЦК КПСС слышалась улыбка. – Спасибо, Миша. Вы меня, как того верующего, направили и укрепили! О‑о, времени уже сколько… До свиданья, тезка!
– До свиданья, Михаил Андреевич!
Трубка клацнула, ложась на рычажки, и частые гудки утихли. Смутно улыбаясь, я прислушался – в гостиной размеренно щелкали старенькие часы с кукушкой. Каждый час птичка исправно выглядывала в окошко, но уже не куковала, сипела только – Настя во младенчестве испортила ей сильфон. Зато маятник по-прежнему отмахивал секунду за секундой. Временной поток 1‑го уровня уносил Землю – оброненный в речку голубой мячик – в будущее.
Тот же день, позже
Ленинградская область, Приморское шоссе
Сбросив скорость у стройплощадки, где возводили санаторий Ленинградского обкома, Лофтин не спеша покатил по шоссе. Место было удобное – не подкрадешься. Ровное поле кругом, где-нигде меченное редким кустарником, а всего в паре километров, в Зеленогорске, дача генконсульства США. Не надо даже мудрить с мотивировками.
«Куда следуете, гражданин?» – «На дачу!»
Возле столба, синей табличкой отмечавшего сороковой километр, Дэниел затормозил и съехал на обочину. Условное место «Сорок».
– На выход!
Дождавшись, пока мимо прогрохочет заляпанный раствором «МАЗ», вице-консул выбрался из тесноватого «фордика», шаркнув ботинками по гравию. В лицо пахнуло волглым холодком – суровой негой Севера. Лофтин поежился. Не повезло русским и канадцам…
Взрыкиванье дизеля раззудило в нем панику, как в том охотнике, что решил добыть зайца, а пересекся с медовым взглядом тигра. Самосвал возвращался, сдавая задним ходом, а из кабины высунулся молодой парнишка в простенькой ковбойке и с задорным чубом.
– Случилось чего? – крикнул он. – Помочь, может?
– Нет, нет, спасибо! – слабым голосом откликнулся Дэниел. – Я так просто… Ноги размять!
– А‑а… Ну, бывай!
«МАЗ» взревел, да и покатил к Ленинграду. Лофтин уперся руками в капот – сердце колотилось, как загнанное, словно после хорошего секса.
– Будешь тут готов… – со злостью выцедил он. – Шагай давай… братец Кролик!
Закладка валялась прямо на земле, строго по инструкции прижатая к столбу. Сверху наброшена тряпица, вымаранная в мазуте или в черной смоле – никто на такую не позарится.
Оттащив тряпку за кончик, вице-консул рывком подхватил плоскую жестяную банку и швырнул ее на заднее сиденье. С лязгом и дребезгом захлопнул дверцу, словно отыгрываясь за пережитое.
– Саечку за испуг!
Глава 5
Среда 22 октября 1975 года, ближе к вечеру
Первомайск, улица Щорса
Ровно в шестнадцать ноль-ноль я стоял у дверей квартиры Дворских и унимал дыхание. Приведя в норму пульс и прочие параметры жизнедеятельности, позвонил – за толстой филенкой словно колокол качнулся, рассылая по комнатам благовест.
Замок хищно клацнул, и меня встретила нарядная Лариса. Старшая сестричка моей девушки вышла в джинсах и в тонкой белой кофточке, выгодно облегавшей прелести. Выдающиеся в обоих смыслах.
– Потрясающе выглядите, любезная Лариса Федоровна, – сказал я, упражняясь в куртуазности.
– Я вот тебе дам Федоровну! Ишь ты его! – погрозила мне пальцем девушка, хотя глаза ее смеялись. – Проходи давай!
Я подчинился, окунаясь в незнакомый букет запахов, среди которых витал ароматный дымок сандаловых палочек, редкости по нынешним временам.
– Чуешь? – Лариса доверительно наклонилась, и ее левая грудь вмялась мне в плечо. – Это мама запалила индийские благовония!
– Чую, – кивнул я, изгоняя горячащие мысли о суетном.
Инкина сестричка уловила хрипотцу в моем голосе и победительно улыбнулась.
– Маэстры, гряньте туш! – Она за руку ввела меня в зал, обставленный по стандарту – «стенка», телевизор, диван, ковер.
За большим столом, устланным белейшей камчатной скатертью, сидели трое – крепкий сухощавый мужчина, кареглазая пышечка в кудряшках и Хорошистка. Холодок услады протек через все мои чакры.
– Знакомьтесь – Миша! – воскликнула Лариса.
Сухощавый, улыбаясь в усы, привстал и пожал мне руку.
– Федор Дмитрич. Возглавляю тутошний «девичник»!
– Ага-а! – с напускной обидой протянула пышечка. – Я уже забыла, когда мы вместе Новый год справляли! Вечно со своими пингвинами милуешься… – Вспомнив о хороших манерах, она с тяжеловесным кокетством представилась: – Римма Эдуардовна!
– Послезавтра папа улетает в Антарктиду, – оживленно затараторила Инна, – там начинается лето!
– А мама на него дуется, – добавила Лариса.
Меня усадили между сестрами, и обе, в четыре руки, стали мне подкладывать угощенья.
– Да куда ж вы мне столько? – забарахтался я.
– Кушай, кушай! – ласково сказала младшенькая.
– Сейчас мы проторим путь к сердцу мужчины… – ворковала старшенькая, орудуя ложкой.
– Что значит – мы? – Бровки Инны надменно вздернулись. Уже продавливались улыбчивые ямочки, но, что меня умилило до крайности, в синих «папиных» глазах плескалась ревнивая опаска. – Миша – мой!