— Контрольная проверка установки, — начал я мужественным голосом, думая следом, что и у физиков есть свои «уставные» фразочки.
— Всё работает штатно, — важно подхватил Киврин.
— Эмиссия.
— Запущена.
— Энергия.
— Есть выход на полную энергию! — бойко ответил Володька. — Есть включение баланса энергии!
— Стабилизация канала.
— Канал стабильный. Тахионный пучок локализован! — отрапортовал наш аналитик. — Конфигурация поля близка к расчетной, мелкие флуктуации в пределах нормы.
— Готовность!
— Есть готовность!
Инвертор наверху… Я почти чувствовал его. Тахионное поле бушует в ускорительной секции, снуя в магнитных ловушках. Оно будто ждет, когда же я выпущу его на волю — и укажу жертву.
— Внимание! — гаркнул Киврин. — Цель воздушная, групповая! Предполагаю атаку!
— Параметры целей? — включился я в игру.
— Высота четыре восемьсот, скорость девятьсот, пеленг сорок пять на корабль, не меняется!
— Взять на сопровождение. Приготовиться к отражению воздушной атаки!
Хорошая оптика выдала на экран картинку, пусть и дрожащую — встречным курсом летели два беспилотных «МиГ-21», управляемых по радио.
— Цель? — обронил я.
— На постоянном сопровождении, — забубнил Володька. — Ведем… Данные выработаны.
— Пуск!
Волнующее зрелище! Будто спецэффект из кино о будущем! Четкий силуэт налетающего «мигаря» замерцал, угодив в бледно-фиолетовый пузырь энергосферы, и — пф-ф-т! — рассеялся в радужных сполохах. В воду полетели оплавленные ошметки.
— Пуск!
Ведомый «МиГ-21» отвернул, ложась на крыло — и полыхнул. Из фюзеляжа будто ударили во все стороны конусы лилового света, а в море закувыркался дырявый, ломающийся… каркас? Самолет будто обглодали до костяка.
— Цель поражена! — Киврин замер, вглядываясь в показания приборов, и затараторил по новой: — Цель воздушная, групповая, высотная, скоростная! Пеленг сто десять, дистанция сто восемьдесят, расчетное подлетное время — десять минут!
Это летели мишени М-141. Инвертор над нами плавно развернулся, чуть приспуская «ствол».
— Пуск!
Над горизонтом трижды полыхнуло, донося горсти гамма-квантов, и товарищ Горшков захлопал в ладоши у меня за спиной. Я расслабленно откинулся на неудобную спинку.
— Враг будет разбит, — ухмыльнулся Киврин, — победа будет за нами!
Славно, что Ялта невелика. Чем ближе к ночи, тем на улицах делалось тише, как во всяком провинциальном городишке. Зато какие краски гуляли на закате! Красные тона — от разбавленного алого до густого кармина, желтые — от лимонного до прозрачного беж. И все это играло, слоясь и перемешиваясь, отражаясь в волнах.
А дачку четы Вайткусов я бы так не обзывал. Домище! Лет ему за сотню, наверное. Кто-то с любовью сложил стены из ракушечника, покрыв частые стропила черепицей. Пара кипарисов дополняла живописную картинку.
«Дачку» огораживал каменный забор, а от калитки к веранде вела короткая аллея с шелестящим «навесом» из виноградных лоз.
«Красотень!» — определила Рита, и как тут не согласишься?
Я стоял на обширном балконе, и любовался темнеющим морем. Из-за приоткрытой двери доносился говор — приятно возбужденный мамин голос сливался с рокочущим баритоном Староса. «Дядя Филя», как звала его Настя, наконец-то вырвался из беличьего колеса забот.
На кухне царствовала тетя Марта, перекликаясь с Ритой, а Юлька дрыхла в самой большой спальне.
В эти плавно текущие моменты бытия я не искал одиночества, но и к родне меня не тянуло. Так хорошо просто облокотиться о толстенный парапет, и бездумно пялиться в сумеречную синь, что сквозила над берегом, пряча город у моря, придавая Ялте романтичный и таинственный облик Зурбагана.
Отдаленные голоса, женский смех и шум прибоя одинаково ясно разносились в потемках, наполняя душу безмятежностью.
Звякнула балконная дверь, но внутренняя моя гладь не сморщилась досадливой рябью. Выступил хозяин, а за ним выкатился Старос, всё сильнее напоминающий колобка.
«Раскормила его мама…» — подумал я благодушно.
— Етта… — Вайткус раздвинул губы в горделивой улыбке. — Как тебе моя недвижимость?
— Зачет! — ухмыльнулся я.
— Первая линия! — со вкусом сказал Филипп Георгиевич. — Wow…
— Да-а… — залучился Ромуальдыч, и спохватился: — Как дела хоть? На поприще микроэлектроники?
— Дела идут, и жизнь легка! — хохотнул Старос, и тут же построжел, чуть виновато взглядывая на меня. — Буквально позавчера открыли мемориальную доску в Научном центре — с именем твоего отца, Майкл.
— Спасибо, — серьезно сказал я. — Надо, чтобы помнили.
— Самый большой памятник Питеру — это НПО «Совинтель», его детище… — негромко проговорил Фил. — А мы сейчас переходим на техпроцесс в полтора микрона. Да-а! Объем ОЗУ довели до шестнадцати мегабайт, а число транзисторов — до ста тридцати четырех тысяч! Really! — он оглянулся на дверь, и тихонько спросил у меня: — Мне показалось или Лида… твоя мама… сильно нервничает?
Ромуальдыч отчетливо фыркнул, а я с улыбкой качнул головой.
— Не показалось. Сегодня Настя приведет своего жениха! Будет знакомить с родней…
— О-о! — проникся Старос.