Целитель

— Скажи Йоханне, что все будет хорошо, — произнесла она, все еще не выпуская меня из объятий. — И скажи, что мы никогда не хотели причинить ей вред.

Я не понял, что она хотела этим сказать, но мне не хотелось задерживаться, поэтому я не стал переспрашивать.

6

Дождь усилился. Он падал с неба широкими полосами толстых тяжелых капель, ударялся об асфальт и расплескивался, будто в приступе гнева, делая окружающий город сверкающе-черным и мокрым. В его запахе ощущалась какая-то горечь, почти вызывающая чувство тошноты. Я постоял минуту в подъездной арке, решая про себя, куда направиться дальше, и думая о том, где я и куда иду. Было девять тридцать, я потерял жену и выпил бог знает сколько чашек черного кофе. Вряд ли теперь мне удастся заснуть.

Там, откуда раньше доносился смех, теперь слышались звуки драки, звон выбитого стекла, а там, где недавно звучал женский смех, теперь раздавался тот же женский голос, только теперь дама вопила, выкрикивая слова брани и протеста. Я натянул капюшон парки, потрогал рукой ремни кобуры и направился прочь.

Глядя вперед, я чувствовал, как капли дождя холодят кожу. Я повернул на Фредрикинкату и через несколько шагов услышал, как дважды прозвучал рев автомобильного клаксона. Звуки шли с противоположной стороны улицы. Я немного опустил капюшон, чтобы видеть, кто сигналит. Оказалось, что это был тот самый молодой африканец, что вез меня от моего дома.

Такси стояло в центре темного квартала, не выключая двигателя, и я справедливо решил, что внутри будет гораздо теплее и суше, чем здесь, в переулке. Через несколько секунд я уже прочно утвердился на заднем сиденье и давал инструкции водителю отвезти меня на этот раз на юг.

У этого человека было имя Хамид и своя история. Он приехал в Финляндию полгода назад. Почему он решил дождаться меня? Потому что я был платежеспособным клиентом. Я не мог упрекнуть его за это. Мало кто был готов работать бесплатно.

Хамиду нравилось в Финляндии. По крайней мере, здесь хоть как-то можно было жить. Он даже подумывал о том, чтобы завести здесь семью.

Я прислушивался к его быстрой речи на ломаном английском и рассматривал его в профиль. Узкое лицо оливково-коричневого цвета, беспокойные миндалевидные глаза, отражающиеся в зеркале заднего вида, проворные руки на рулевом колесе. Потом я снова посмотрел на мелькающие за окном мерцающие огни своего родного города, затопленные улицы, омываемые дождем, в лужах, размером с небольшой пруд, выбитые окна и сорванные с петель двери домов, черные остовы сожженных машин и людей, бродивших по лужам. То, что казалось мне концом мира, для Хамида означало надежду.

Мы доехали до конца Лённротинкату, пересекли прибрежное шоссе и выехали на Яткясаари.

Теперь Хамид вел машину медленно. Он замолчал и включил стереосистему. То, что полилось из динамиков, глухие удары с резким изменением ритма, напоминало смесь хип-хопа и североафриканских мотивов. Над всем этим реял мужской голос, ритмично выкрикивающий, наверное, по тысяче слов в минуту на незнакомом языке.

Когда Хамид спросил, куда дальше, я скомандовал ехать прямо. Я не знал, что делать. Я снова открыл в своем телефоне документы Йоханны и быстро пробежал по ее заметкам. Потом открыл звуковой файл, тот самый, из которого удалил свои с Йоханной голоса, и попросил Хамида подключить телефон к динамикам машины. Он сказал, что за это придется платить дополнительно. Я согласился. Водитель потребовал аванс. Я отдал ему телефон и немного денег. Он широко улыбнулся, сложил купюру, положил ее в карман и только после этого воткнул в разъем стереосистемы провод телефона.

Выкрикивающий по тысяче слов в минуту певец умолк, вместо него возник все тот же неясный шум.

Хамид с любопытством посмотрел на меня, как будто заново оценивая.

Я кивнул: именно это мне и хотелось прослушать.

Мы проехали до конца дороги. Впереди справа был мост на Лауттасаари, а налево — темнота, за которой угадывались многоквартирные дома. Хамид снова спросил, куда ехать дальше. Я указал на закрытое прибрежное кафе с парковкой позади.

Внутри кафе царила темнота, зато снаружи оно было освещено. Огромные квадратные окна были целыми и чисто вымытыми, перед зданием почти не было мусора. Как будто всего за пятнадцать минут мы въехали в совершенно иной мир.

Я сказал Хамиду, что это хорошее место, и попросил его заглушить мотор, чтобы можно было послушать запись. Затем я протянул ему вторую купюру. Он выключил двигатель, и теперь салон машины наполнился все теми же звуками, исчезающими в темноте. Я открыл окно и попросил водителя постепенно убавить звук.

Один всплеск затихал, тут же сменяясь другим.

«Может быть».

Всего лишь «может быть»?

Или точно «может быть»?

Возможно, именно отсюда Йоханна звонила мне.

Я попросил Хамида подождать, забрал телефон и выбрался из машины. Ветер с моря сразу же принялся трепать мои волосы и одежду. Он хватал и рвал их, будто намеревался отхватить от меня кусок побольше. Здесь, около берега, его объятия были мокрыми без всякого дождя.