Целитель

Мужчина попытался вырваться, но сгустившийся вокруг тела воздух держал крепко. Пьяный снова выругался, скучно и предсказуемо, досталось и Лин, и самому Альмоду, который тут взялся приличным людям приказывать, куда ходить, а куда нет.

Альмод молча смотрел. Внутри все сильнее разгорался гнев. Не на старателя — это ничтожество не вызывало в нем ничего, кроме брезгливости. На весь мерзкий городишко. На бестолковых людишек, которые не в состоянии выполнить простой приказ — ради собственного же блага, между прочим. На Харальда, который сперва недоглядел за огнем в собственном доме, а теперь боялся вызвать недовольство выживших, хотя они все равно будут недовольны, люди всегда недовольны, сколько им ни дай.

Да какого демона он вообще пытался что-то для них сделать? Пусть хоть все передохнут, туда и дорога.

Взгляд у него, видимо, стал совсем нехорошим, потому что пьяный мигом протрезвел, красная морда сменила цвет на серо-синий. Линн расплакалась, повторяя, что она просила, правда, просила.

Альмод перевел взгляд с пропойцы на нее.

— Этот тип тебе чем-нибудь дорог?

Глава 10

— Ничего не было, господин целитель! — всхлипнула Линн.

— Да мне плевать, с кем ты и как. Я спрашиваю, это существо тебе дорого? Или просто один из тех, кто не прочь поживиться там, где отпор дать некому?

Линн замотала головой. Как хочешь, так и понимай.

— Он. Тебе. Нужен? — медленно повторил Альмод, начиная звереть.

— Господин целитель, отпустите! — взвыл мужик.

Линн снова мотнула головой.

— В ноги пал бы, если бы мог, — продолжал пьяный. — Никогда больше…

— Это точно, — сказал Альмод, останавливая ему сердце. — Никогда больше.

На честь прачки ему было плевать, на сплетни в свой адрес тоже, но чтобы какой-то пустой пропойца крыл его в лицо непотребными словами?

Он распустил плетение, сгущавшее воздух. Тело осело мешком, хрипя и дергаясь, на штанах расплылось мокрое пятно. Линн взвизгнула не своим голосом и все-таки упала в обморок, выронив ребенка.

Альмод, метнувшись, едва успел подхватить малыша. Кто-то завопил, но Альмоду было не до того. Ребенок не кричал. Беззвучно дернулся, словно пытаясь зайтись кашлем, ухватил ртом воздух, снова и снова, губы казались уже не синими, а почти черными.

— И ребенка сейчас убьет, нелюдь! — заверещал женский голос. — Мужика убил, и хозяйку евойную, а теперь и дитя… Вон, задыхается.

Альмод выругался вслух, оправдываться было некогда. Плюхнулся на землю, скрестив ноги, уложил малыша поперек колен, торопливо стаскивая курточку и рубашонку. Грудь ребенка судорожно вздымалась, и с каждым движением словно проваливались промежутки между ребрами и ямки над ключицами. Альмод сунулся в сумку, вытряхнув рядом с собой обрезки перьев. А так надеялся, что не пригодятся… Оглядевшись, притянул из шалаша свой нож.

— Зарежет, как пить дать зарежет! — причитал тот же голос. — Да что ж это деется!

Альмод ухватил нож за самый кончик, точно перо. Подвинул ребенка так, чтобы голова запрокинулась, левой рукой прощупывая хрящи гортани. Творец милосердный, до чего же все мелкое!

— Да что ж вы смотрите, мужики! При всем честном народе нечисти жертву приносит!

Альмод не глядя отшвырнул кликушу: копаться в разуме — впрочем, он здорово сомневался, что у бабы вообще есть разум — было некогда. Визг взвился до нечеловеческой высоты и стих. Что-то зазвенело — кажется, опрокинулся котелок.

Нащупав нужный хрящик, Альмод воткнул в него самый кончик ножа.

Кто-то помянул Творца, кто-то демонов, кто-то рванулся к нему. Альмод поднял голову, рявкнул:

— Прочь!

Люди шарахнулись, точно испуганные лошади, тот, что оказался ближе остальных, так отчаянно кинулся назад, что потерял равновесие.

— Первого, кто сделает хоть шаг ко мне, убью, — предупредил Альмод.

Вставил стержень пера в рану, еще одно перо. Третье? Нет, некуда.

Кто-то шевельнулся. Альмод уронил на него галлон воды. Мужик скорчился, воя в ужасе. На краю поля зрения кто-то понесся прочь.

Ребенок не дышал. Альмод выругался, подтолкнул почти угасшее сердце. Дернулись ребра, раздвигаясь, засвистел воздух, проходя сквозь перья.

Альмод на миг прикрыл глаза. Снова потянулся к нитям. Заколебался. Может быть, стоит убрать пленки тем же плетением, которым он убивал попавших в тело тварей, а потом вычищал вызванное ими омертвение? Сумеет ли он плести настолько точно? Одно дело — поймать довольно крупную, в четверть дюйма диаметром, тварь, другое — осторожно пройтись по самой поверхности оболочек дыхательных путей. До чего же все маленькое, просвет под голосовыми связками меньше пятой части дюйма, и это без поправки на отек. Зачем Творец вообще создал детей? Пусть бы все появлялись на свет уже взрослыми! Было бы куда меньше хлопот.