Целитель. Приорат Ностромо

В кабине «Пионера» было темно, полный мрак разгоняли огни пульта, да отсветы снаружи, поэтому слабое сияние солнца, добравшееся с поверхности, заметили все. Сначала корпус «Дипси Челленджера» за окнами выделился из бархатистой тьмы смутной фиолетовой тенью, затем батискаф приобрел более определенные, хоть и размытые густо-синие формы.

— Thanks, buddies! — выдохнули динамики.

Там же, позже

Солнце закатывалось, подпаливая огненной краснотой маленькие тучки, редкие и рваные, как ветхая кисея. Океан лениво гнал легкие волны. Волны плескались и журчали, не доставая до башенки люка «Пионера».

Рядом, толкаясь в борт, покачивался «Дипси Челленджер» — в горизонтальном положении его удерживал третий распухший баллон — оранжевого цвета.

Сам Кэмерон, вымокший, но абсолютно счастливый, сидел на палубе советского батискафа, привалившись спиною к рубке.

— Christ, that felt good… — блаженно вытолкнул он.

Наташа, присевшая рядом, глянула на спасенного искоса. Весь последний месяц Иверневой не давала покоя одна мысль, что зудела и зудела в голове.

Ровно десять лет назад Миша рассказал ей об эпичной мелодраме «Титаник», которую снял вот этот самый человек, что жмурится на заходящее светило. В прокат картина вышла в марте, но это там, в Штатах. Пока фильм переозвучат на русский… В СССР его покажут, наверное, в мае… Да не в этом дело!

Кинокартина названа иначе — «Сердце Океана». Вот это и мучало Талию.

Миша никому, кроме нее, о «Сердце Океана» не рассказывал, тем более с привязкой к «Титанику» и цвету ее глаз. И она не раскрывала их интимную тайну… Выходит, что Миша раздавил ненароком ту самую бабочку?..

Исчерпав весь запас терпения, Наташа небрежно спросила, переходя на «инглиш»:

— Скажите, Джеймс, а почему ваш последний фильм так назван? «Сердце Океана»… Хм. В честь кулона из танзанита?

— О-о, — затянул «режиссенто», оживляясь, — это очень занятная история! И название придумал вовсе не я, а… одна женщина по имени Исида. Я далек от романтики, и хотел назвать картину просто… даже очень просто: «Титаник». А зимой передумал! Я к тому времени… еще до прошлого Рождества… здорово «подсел» на генеративную нейросеть «Исидис» — и пришел к выводу, что это вовсе не бездушный робот, а живое, разумное существо, обладающее не только интеллектом, но и интуицией, чувством юмора и даже сарказмом. Окончательно я в этом убедился, когда Исида нарисовала мне несколько рекламных постеров к «Титанику». Я до того был впечатлен ими, что сходу поменял название на «Сердце Океана». Согласитесь, так гораздо лучше!

— Соглашусь, — мило улыбнулась Талия.

Душа ее успокоилась, как океан вокруг. Миша не наступал на бабочек… Ну, а о том, что она — «мама» Исиды, умолчим…

— Лю-юди! — донесся голос Инны из недр батискафа. — «Богатырь» от нас в двадцати милях, «Мэрмейд Сапфир» чуть дальше. Скоро оба причапают!

— Левицкий! — воззвала Ивернева.

— Да иду я, иду! — ворчливо отозвался Эдуард Первый. — Посидеть уже не дают…

Малиновое солнце боязливо, калёным краешком, коснулось темнеющего горизонта, и словно растеклось по волнам, нагоняя багровый сумрак. Восстававшие из вод мачты «Богатыря» чернели внахлёст, штрихуя алый диск. Классика!

Наташа вздохнула. Вот и сказочке конец… Страшной сказке со счастливым концом.

Скоро, очень скоро подвалит судно снабжения, и ими снова завертят дела. А пока…

А пока «Богатырь» всё еще далеко, и не глушит величавую тишину вечного наката, где шуметь позволено лишь волнам.

Четверг, 22 апреля. День

«Гамма»

Тихий океан, атолл Рароиа

Вайткус не спал часов с пяти утра. Возраст…

Лежишь, дремлешь, мысли перебираешь…

Губы его дрогнули, складываясь в улыбку.

Маруата… В переводе — «Тень облаков»…

Смуглая и миниатюрная, «гидесса» перекидывала копну черных волос на маленькую, но высокую грудь… Босые ножки уминали белейшие коралловые россыпи… Такой она ему и запомнилась.

Перистые листья пальм то целомудренно смахивали тени на юркую попку, то бесстыдно выставляли ее сверкать на солнце…

А рядышком, в двух шагах, блистала нереально голубая лагуна, и реял в лазурной выси фрегат, притворяясь огромной ласточкой…

Смешливая и озорная, в любви Маруата оставалась дикаркой, не знающей приличий, и не умеющей притворяться. Стоило ему потянуться к ней, как девушка ослепительно улыбнулась — и сбросила легкое платьице.

«Ты такой большой… — жарко лопотала вахине, уже дважды извалянная в песке. — Такой добрый… Я хочу любить тебя еще и еще, долго-долго…»

Смущенное бормотание любовника Маруата слушала, смутно улыбаясь.

«Старый я совсем… — выталкивал Арсений, впервые стыдясь своих лет. — Восемьдесят семь скоро…»

Девушка весело рассмеялась, встряхивая иссиня-черной гривой, шаловливо потерлась о Вайткуса грудями, и медленно, томно потянулась к его уху.

«Ты не старый, а большой… — шептала она, перебирая пальцами седые волосы. — И очень хороший…»

Маруата радостно взвизгнула, опрокинутая на спину, заерзала, подставляясь — ножки врозь, и вся навстречу! Выдержало сердце, сдюжил организм… Арсений Ромуальдович вздохнул.

Марта…