Цельное чувство

Стихи, вошедшие в «Глухие слова», написаны не в момент духоборческого подъема, а во время душевного кризиса и ламентаций, в состоянии тоски и тревоги, когда «унылый, бескрылый» дух поэта «никнет к земле» («Мало творческой боли»). Именно тогда рождаются знаменитые строки Амари-Цетлина о психологической дихотомии внутри собственной личности, о ее своеобразном расколе на «русскую» и «еврейскую» половинки («Не связанный в жизни ничем»):

С одним я народом скорблю
(С ним связан я кровью);
Другой безнадежно люблю
Ненужной любовью.

Здесь не место анализировать сложное цетлинское отношение к неразделенной («ненужной») любви к русскому народу, которое, судя по всему, вряд ли носило столь уж драматичный характер: слишком глубоко был укоренен его носитель в русской культуре. На что действительно следовало бы указать, так это на отсутствие «цельного чувства», о котором пишет поэт, завершая данное стихотворение:

И медленно вянет душа
И чахнет искусство.
И трудно мне жить, не спеша,
Без цельного чувства.

Напомним, что «Глухие слова» — книга, целиком написанная в эмиграции (на связанность включенных в нее текстов, кроме прочего, указывает их сквозная пронумерованность, создающая впечатление как бы единого текста-цикла[105]). Каких-то сугубых, навязчиво нагнетаемых деталей эмигрантского существования она не содержит, но сам по себе организующий ее образ расколотого, потерявшего привычную твердь мира служит выразительным символом изгнаннического состояния. В некоторых стихах открыто передано ностальгическое чувство потери родины:

Хрустальная музыка чеховских слов,
Словно с родины зов, словно дальний зов.
Я хотел бы вернуться, о, Боже мой,
Я хотел бы еще вернуться домой!
И увидеть московский монастырь,
Где схоронен он… и поля… и ширь…

Однако основное выражение «эмигрантские настроения» получают посредством утраты поэтом своего цельного «я», и именно этот частный душевный диссонанс превращается в то «мировое неблагополучие» (известно, что поэты живут перед самою кончиною мира), которое придает персональной исповеди значение литературного факта. Установление образно-метафорического тождества между изгнанием и смертью предстанет в русской поэзии последующих лет как широко распространенный прием[106]. В этом смысле налицо первопроходческие интенции поэтики Цетлина.

Стихи, вошедшие в одно из самых интересных, на наш взгляд, поэтических созданий Цетлина-Амари — сборник «Прозрачные тени. Образы», с одной стороны, отражают тот этап биографии, когда, как сказано в одном из его стихотворений, «не в светлый год, а в скорбный год» он вернулся в Россию после Февральской революции, а с другой — запечатлевают галерею ярких портретов-«образов»: Сезанн, Ван-Гог, Марат, дочь Людовика XV принцесса Луиза и др. С цетлинскими стихами органично взаимодействуют рисунки оформлявшей книгу Н. Гончаровой. Рисунки художницы (обложка, заглавный лист, фронтиспис, заставки с заглавными буквами, концовка и заголовки) создают тот густой художественный колорит, когда слово поэта приобретает дополнительную — экфрастическую — нагрузку.

Названный по образу, внушенному Ф.И. Тютчевым, последний прижизненный сборник стихов Амари-Цетлина «Кровь на снегу (стихи о декабристах)» был издан почти двадцать лет спустя — в 1939 г., совместными усилиями издательского «Дома книги» и «Современных записок». Его композиция максимально приближена к жанру «книги стихов» как единого и связного текста, где каждое отдельное стихотворение выступает элементом общего целого — своего рода главой стиховой повести. На эту особенность едва ли не первым обратил внимание В. Вейдле, рецензировавший «Кровь на снегу» в «Современных записках»:

Книга М.О. Цетлина не просто сборник стихотворений, и нельзя ее должным образом оценить, если считать ее таким сборником[107].

Наряду с пятью сборниками, опубликованными при жизни поэта, имелся еще один, подготовленный Амари-Цетлиным как итоговый, как своего рода «Избранное», который он издать не успел, и сделала это его дочь Ангелина Цетлина-Доминик через много лет после смерти отца — книга под названием «Малый Дар» вышла в Москве в 1993 г.

Настоящее издание цетлинских стихов является наиболее полным, в него включены все известные составителю тексты поэта — как оригинальные, так и принадлежащие ему переводы. Вместе с тем весьма вероятно, что какие-то стихи Амари-Цетлина оказались не разысканы и потому остались за пределами этой книги. Составитель заранее благодарит тех, кому удастся дополнить и расширить проделанную им работу.

* * *