Целое лето

— Да как-то… всем сразу, что ли. Мастерская у него стекольная. Бензин покупает и продаёт. Металлом, ну, ты видел сам…

— Копает?

— Не слышал. Но… у нас как-то вдруг копать перестали. Он появился, и перестали. Так что…

«Копать» — это разрывать старые окопы и траншеи в поисках оружия. Ещё во времена моего детства мало кто из пацанов не имел припрятанного «вальтера» или «нагана», а то и «шмайссера». Увлечение это сильно не одобрялось родителями — мы же со свойственным возрасту легкомыслием сочиняли стишки: «Мальчик в канаве нашёл ананас, то оказался немецкий фугас…» Чёрт знает какое везение нас тогда окружало и как сто потов спускали, кружась над нами, наши ангелы-хранители — только никто на моей памяти в Тугарине не подорвался ни на гранатах, ни на минах, ни на снарядах, а ведь копали их много — браконьеры приезжали за этим добром из-под самой Астрахани…

Стёпка, кстати, был одним из лучших копателей, которых я знал. Он имел какое-то фантастическое чутьё. Походил, посмотрел, ткнул лопатой, и готово.

Сейчас, наверное, за этим добром нужно уезжать куда-нибудь далеко в степь, в междуречье. Но вот — появилась другая добыча…

Иногда мне начинало казаться, что мы здесь все — жуки-могильщики на теле издохшего динозавра, обезьяны в покинутом городе… в общем, что-то такое. Что мы только выкапываем из земли, выковыриваем из бетона кусочки непонятно чего, неизвестно кем и для каких целей туда помещённых… Не поймите меня упрощённо: я имею в виду не только разбазаренное, разломанное и раскраденное советское наследие, это лишь частный случай. Но в определённом смысле всю свою историю человечество занимается именно этим — совершенно не понимая смысла того, что делает. Жуки не видят динозавра…

Дорога привела нас почти к самому радиотелескопу. Забора давно не было, корпуса стояли без стёкол. Только чаша антенны казалась невредимой. Впрочем, наверное, только издали… Я свернул к городу.

— Не догнали, так хоть согрелись, — сказал Женька.

Я неопределённо хмыкнул.

— Слушай, племяш, — сказал я немного погодя. — У меня вообще-то был к тебе приватный разговор. Думал, попозже… но, может, не стоит откладывать? Пока никто не мешает?

— Надеюсь, это не то, о чём учат на ОБЖ? — с серьёзной мордой сказал Женька.

— К сожалению, на ОБЖ этому не учат, — сказал я. — Хотя стоило бы. Как по-твоему, чем я занимаюсь?

Женька ответил не сразу.

— Ну… ты говорил, что этой… психологией…

— Ну, говорил. А задумался ты почему?

— Наверное… наверное, ты говорил не всё. Так?

— Так.

— Чем же тогда?

— Знаешь, что такое ГРУ?

— Спрашиваешь!.. а, вот зачем ты мне те книжки привозил…

— В частности. Так вот, в ГРУ есть подразделение, которое занимается предотвращением инопланетного вторжения. В нём я и состою… в общем, практически всю сознательную жизнь.

— Дядь Лёш. Не смешно.

— Совсем не смешно. Потому что, похоже, мы проигрываем.

Женька молча посмотрел на меня. Я вёл машину, преувеличенно внимательно вглядываясь в дорогу. Дорога и вправду была разбита — будто по ней гоняли на тракторах.

— Ты меня не?..

Я молча помотал головой.

— А… чёрт… подожди. Ты сказал — проигрываем?..

— Есть такие подозрения.

— Не понимаю. Ты хочешь сказать…

— Давай сейчас к Долгому пруду подъедем, на бережку посидим. Я бутербродов прихватил. Там и поговорим, ага?

К пруду мы ехали молча. Женька как-то подобрался и нахмурился.

Найдя подходящее для пикничка место, мы расположились, развели костерок для большего уюта, и я рассказал Женьке многое из того, что знал. Про шестьдесят восьмой и семьдесят третий, про наши со Стёпкой геройствования, про подвиг Вячеслава Борисовича, про Севку с Машей, побывавших у дальних звёзд, про тактику пересадки личности — ну и про то, разумеется, что дети и подростки оказались крайне устойчивыми к попыткам подсадить к ним «десантника», поэтому мне, вероятно, понадобится Женькина помощь…

— Ну, дядь Лёш… — наконец сказал Женька каким-то совершенно не своим голосом. — Не, я тебе верю, конечно… только всё равно… А почему про это никто не знает? Про пришельцев всякую ерунду по ящику гонят, а вот так, чтобы… чтобы по-настоящему? Даже если секретность… да невозможно такую секретность иметь. Вот мать — она же тоже тогда же здесь была? Почему она ни о чём таком не рассказывала? Ну и другие? Не могли же их так запугать…

— Не могли, — сказал я. — Но могли загипнотизировать. Массовый гипноз, очень лёгкий и ненавязчивый, через радио, телевидение… да даже через газеты. И получается как бы… вот ты можешь видеть какой-то предмет — физически тебе ничто не мешает. Но тебе нельзя его видеть, а если случайно заметил — то тут же забыл. Как они этого достигли, я не знаю, но что достигли — факт.

— А… — Женька задумался. — А разгипнотизировать человека можно? Чтобы он стал… ну… видящим?

— Можно, — сказал я. — Одного, двух, нескольких. Всех — увы, нельзя. Не знаем мы такой методики.

— А меня — можно?

— Конечно.

— Сделаешь? — он постарался сказать это с лёгкой бравадой, даже с вызовом, но не сдержался и сглотнул.

— Придётся, — кивнул я. — Закрой глаза. На счёт три — открой. Раз… два… три… Добро пожаловать в реальный мир.