Целое лето

— Давай, — согласился я. — Только говори громко, что увидишь.

— Ага…

Я помог Женьке спуститься вниз. Там сразу стало светло — фонарик был что надо.

— Тут жили, — сказал Женька. — Только всё перевёрнуто… Но жили капитально. Топчан хороший, столик, шкафчик. Человек и собака. Потому что подстилка и миска. А, вот ещё… газовые баллончики пустые, наверное, Вовчик с кодлой плитку с собой прихватили. Макароны оставили… Не, ничего больше интересного нет. Всё вычистили. А выход тут сбоку есть нормальный… но на дно, вверх не подняться. Вытаскиваем?

— Давай лапу…

Я выдернул Женьку из дыры, как морковку из грядки.

— Ух, — сказал он. — Здоров ты, дядька.

— Да и ты не хиляк. Ну, что скажешь?

Он вдруг посерьёзнел.

— Мне там вдруг так хреново стало… вот знаю, что ты рядом, а кажется — я совсем один, никого нигде не осталось…

— Поехали, — сказал я. — Мне нужно нырнуть в сеть. Похоже, мы его нашли.

— Кого?

— Благоволина.

— А кто это?

— Это был друг Вячеслава Борисовича, я тебе вчера…

— Помню. Только ты тогда фамилию не называл.

— Может быть.

— А он хороший человек?

— Хороший или нет, не знаю, а вот что не человек — это уже давно известно…

Обратно мы ехали почти молча, лишь изредка перебрасываясь чем-то малозначащим. То, что Женьке стало невмоготу в помещении, где до этого долгое время провёл Благово, говорило мне, что процесс «открывания глаз» начался. Да, это болезненно. Но кто обещал, что будет легко?

С интернетом в Тугарине было туго. Никаких интернет-кафе (было одно, да закрылось), домашний — дорого и медленно. Оставался беспроводной, который, насколько мне известно, легко доступен для просматривания самыми простыми средствами. Но мы, собственно, и рассчитывали на работу под колпаком.

Есть несложная методика кодирования текста и последующего вмонтирования его в различные файлы: звуковые, картинки, архивы, — причём так, что эти файлы исправно продолжают открываться, и без знания пароля нельзя не то что прочесть текст, но даже и понять, что он существует. Это называется стеганография, и существует много программ, которые используют такой метод. Та, которая стояла на моём ноуте (я так и не приспособился к планшетам), использовала тысячадвадцатичетырёхразрядный скользящий пароль, и чтобы его подобрать, лучшему из современных компьютеров понадобится двенадцать лет. Так что я не опасался, что моё донесение прочитает кто-то посторонний. Может быть, меня даже не заподозрят…

Хотя это вряд ли.

Я написал письмо Таньке. Она его никогда не прочитает, потому что это поддельный адрес. Но я написал ей. А вдруг дойдёт?..

К письму была присоединена фотография Женьки с карабином в руках. Кодированное сообщение гласило, что Благоволин, без всяких сомнений, находится в самом Тугарине или ближайших окрестностях. В ближайшее время постараюсь установить контакт.

Тогда я ещё не знал ничего о том, что случилось в больнице…

— …Вот такие дела, маладой челавек, — закончил Андраник Григорович, сокрушённо качая головой. — Вот такие дела…

— Как же так, — повторил Глеб. — Я же уходил — она в полном порядке была…

— Всё бывает, всё случаетса…

— Я могу её увидеть?

— Через дверь, да. Вхадить нельзя, там стерильная зона. Пайдём, праважу…

Они прошли весь коридор из конца в конец и остановились перед полупрозрачной перегородкой. На рифленом стекле по трафарету было написано красными буквами: «Палата интенсивной терапии». Перед дверью стоял долговязый полицейский.

— Закончили уже? — неприязненно спросил его Андраник Григорович.

— Нет ещё, — не менее неприязненно ответил тот. — Как закончим, скажем.

Дёрнув щекой, Андраник Григорович отвернулся от него и открыл боковую дверь с транспарантом: «Осторожно! УФЛ!» Из-за двери сильно потянуло озоном.

На окнах были тёмные шторы, поэтому в палате стоял полумрак. На кровати лежала бабушка, совсем маленькая. От неё отходили провода и шланги. Рядом мерно пыхтел поршневой аппарат, подавая в бабушку воздух.

— Вот, — сказал Андраник Григорович. — Пока так. Что дальше — пасмотрим… Пайдём. Глеб тебя завут, да? Пайдём…

В палате что-то шевельнулось, и Глеб понял, что не заметил медсестру — так неподвижно она до сих пор сидела.

— Да, — сказал он. — Надо, наверное, вещи забрать?

Врач кивнул.

В это время по коридору раскатисто и дробно застучали каблуки. Приближались трое в форме. Накидки развевались за их плечами, как мушкетёрские плащи. Плёночные бахилы на сапогах выглядели комично.

— Предположим, у них был ключ, — сказал передний полицейский, здоровенный мужик, показавшийся Глебу смутно знакомым.

Он сделал вид, что вставляет и поворачивает в замке невидимый ключ. Потом открыл дверь с рифлёным стеклом, и они уже вчетвером быстро вошли в палату.

— Взяли! — услышал Глеб.

— А отключать? — спросил кто-то.

— Да. Три — четыре — пять… Отключили! Взяли и понесли.

Быстрый топот… Вторая створка двери вздрогнула от удара. Глеб видел только чью-то спину со сбившейся накидкой.

— Не пройдём, — чей-то злой голос.

— А как эта открывается? Шпингалета нету никакого…

— Вот он, с торца…

— Ё! Кто так придумал? А чем его подцепить?

— На старайтесь, — сказал Андраник Григорович. — Сломан.