Целое лето

Мне предписывалось установить плотное наблюдение за Глебом Лосевым и в случае «эксплойтных проявлений» нейтрализовать его любым доступным способом.

Сказать, что я был потрясён, удивлён, повержен — нет, ничего такого. Мы знали, что Комитет не брезговал опытами над детьми; более того, наши в этом отношении были ещё гуманны — в сравнении, скажем, с китайцами… Ну да, слишком многое поставлено на карту, да, нельзя воевать в белых перчатках, да, кто-то должен добывать знания, и если другого выхода нет — то что? Да ничего. В подобного рода организациях мораль мутирует стремительно; более того, я подозреваю, что случись вторжение как-то более по-мудацки (куда уж более, но…), и окажись, что только дети и подростки могут воевать, а взрослые должны сидеть по пещерам и, скажем, усиленно размножаться — буквально через три месяца всё население планеты будет убеждено, что именно так и нужно, что так и правильно. Сразу найдётся подтверждение этому и со стороны попов, мулл, раввинов и прочих учителей жизни. Да и вообще…

Нет, я испытал лишь сильнейшую досаду, что вот так всё сошлось и нейтрализовать сына моего друга детства поручено именно мне. И не отвертишься.

Что делать… За день я приложил некоторые усилия и более или менее точно установил траекторию движения Глеба. Узнал, что он посетил Стёпку. Заодно посетил Стёпку сам. Посидели, обменялись соображениями. Раскрывать ему обстоятельства рождения Глеба я не стал, но мне показалось, что он сам что-то такое заподозрил. Чёрт, всё кончится, и я заберу Степана отсюда. В Саяны. К Венику, на всю зиму… Или в Араратскую долину. В общем, в правильное (прави́льное) место.

Но было ещё почти лето. После гроз из дальних степей — а может, из самой Африки — повеяло жаром. Стало как в предбаннике: тепло и сыро. Темнело…

5.

Что заставило его позвонить Стасе, Глеб и сам не мог потом сказать. Просто получалось, что больше некому. И оставаться одному было невмоготу. Выговориться нельзя, но хоть перебить поток собственных мыслей…

— Стася, это я, Глеб…

Он позвонил в какое-то очень шумное место, причём не сразу понял, что это за шум. Вокзал, гомон, гудки… Так ведь нет в Тугарине вокзала.

— Алло! Глеб? Я плохо слышу!

— Я просто так звоню!

— Ты где? Ты почему в школе не был?

— Потом расскажу!

— Так ты где?

— Дома!

— Приходи в «Прогресс»!

— Зачем?

— Да так! Потусим! Приходи, правда! А то я одна!

— Хорошо!

— Найдёшь?

— Найду! На Абрикосовой? — всё же решил уточнить он.

— Ага!

Ну, тогда что его искать? На параллельной улице, пять минут ходу. Правда, это кинотеатр… но всё меняется, не так ли?

Вопрос «что надеть» не стоял: всё равно выбирать пока не из чего. Есть только чистая запасная футболка — правда, фирменная, с концерта Оззи Осборна. Её и наденем… Потом он покрутил в руках «посредник». Оставлять дома его почему-то не хотелось, снова прятать в гараже — тоже. Он сунул его под ремень сзади, не понравилось, переместил вперёд. Вот так нормально. Под курткой будет не видно.

Вован, Кирилл и с ними Суслик тоже шли в «Прогресс», но с другой стороны — в смысле, направлялись к служебному ходу. Платить по сто рублей за билет никто из них не собирался. Ну и, кроме того, контрабанда тут не поощрялась.

«Прогресс», бывший кинотеатр (впрочем, в подвале сохранился маленький зальчик мест на тридцать, в котором стоял дивиди-проектор, но работал он только в выходные, когда там собирался клуб любителей кино), находился ровно на стыке районов и по какой-то прихоти менталитета горожан считался нейтральной зоной, водопоем во время засухи — в общем, чем-то таким, общим. Не то чтобы на танцах, которые проводились по вторникам и пятницам, не бывало драк — какие танцы без драк, ну что вы? — однако дрались, так сказать, по чисто личным мотивам, а не по принципу районной принадлежности. Никаких «наших бьют!» тут не звучало — это был бы вызов локальной морали.

Пиво, кстати, туда действительно привозили хорошее.

Наши герои довольствоваться пивом не желали, поэтому Кирилл спёр из бара отца бутылку ноль семь финской лаймовой водки — тот регулярно закупался в дьюти-фри, но поскольку пил мало и редко, то водка скапливалась до состояния полной неучтённости, чем сын и пользовался время от времени; сейчас он имел ещё и «план Б», а именно — снова подпоить Стасю и снова раскрутить её на секс; нельзя сказать, что она понравилась ему больше безотказной Кибовской, скорее, просто заело ретивое. Отказ был не по-девичьи прям и, говоря по правде, оскорбителен.

Однако же планам мести не суждено было сбыться: перелезая через забор, Кирилл зацепился за что-то полой пиджака, стал освобождаться, сделал неверное движение — и бутылка выскользнула из внутреннего кармана прямо на асфальт.

Вован, перелезший первым, замер, медленно оглянулся, потянул носом и сказал:

— Ну ты мудак.

Запах действительно был умопомрачительный.

Последним забор перемахнул лёгкий Суслик.