Целое лето

Глеб как-то сразу, не бегая глазами, видел всю картину и оценивал возможные ходы. У него не прибыло ни сил, ни скорости, просто мышление ускорилось и позволяло перебирать варианты и оценивать риски. Принимать драку здесь было нерационально — слишком много народу, слишком много посторонних предметов, да ещё полицейские за спиной… В это время Суслик, прихватив за локоть набычившегося Вована, показал на что-то в зале, Вован кивнул — и, шагнув к Глебу, ловким движением ухватил его за шею и, зажав голову под мышкой, поволок в коридор.

Глеб, собственно, и не возражал.

Видеть он ничего не мог, но то ли слышал, то ли догадывался, что кроме клевретов Вована за ними рванула Стася, а за нею — Аня. Это было забавно.

Вован хотел распахнуть дверь его, Глеба, головой, но Глеб выставил руку и влетел в вонючее, освещённое «противонаркотическими» лампами помещение туалета. Пол был мокрый и очень скользкий, Глеб вынужден был скользить по нему, пока не упёрся руками в умывальник. Сзади налетел Кирилл, ударил выставленной вперёд ногой в спину. Удар прошёл вскользь, Глеб успел повернуться. Кирилл стоял перед ним, даже не удосужившись поднять руки, Вован набегал, на нём висела Аня, а в дверях Стася заклинилась с Сусликом.

Глеб выдал Кириллу прямой правой в нос — чтобы кровь, это пугает. Он просто не знал, что от крови Кирилл только заводится. Кирилл провёл рукой по носу, посмотрел на ладонь. На лице его расплылась довольная улыбка.

— Нормально! — сказал он и ринулся в беспорядочный бой, пытаясь достать Глеба кулаками и ногами. Со стороны это, наверное, казалось страшным.

Некоторое время Глеб просто отводил удары предплечьями и коленями, пока не понял, что сделал ошибку в самом начале: правая пожёванная рука стремительно теряла силу. Он снова оттолкнул Кирилла тычком в грудь, не забыв подсечь ногой. Кирилл грохнулся на мокрый кафель, заелозил, вскочил…

И тут произошла неожиданность: «посредник» выскользнул из-под ремня внутрь джинсов, скользнул по штанине вдоль ноги, вылетел на пол и откатился к Кириллу.

— Шокер! — завопил Суслик не своим голосом. — У него шокер!

Как будто это была динамитная шашка. С догорающим фитилём.

Глеб бросился за «посредником», однако Кирилл успел первым. С ещё более довольной улыбочкой он направил мнимый шокер на Глеба и сделал выпад, нажав на клавишу.

Глеб почувствовал мягкий удар в грудь и мгновенную слабость и пустоту во всём теле. Ноги подогнулись, но он не упал. Будто умираешь на секунду, говорил Степан Григорьевич, но нет, совсем не умер, совсем не умер, а как мягкой подушкой… Потом силы вернулись, а «посредник» в руке Кирилла заметно дёрнулся.

В глазах медленно таяла фотография всей сцены, сделанная каким-то шаржирующим аппаратом: фигуры ребят, запечатлённые в неестественных позах, как на старых иллюстрациях немой сцены «Ревизора» — раскорячившийся Кирилл; Вован, только что осознавший, что у него на плечах висит Аня; Аня, не знающая, что делать дальше, потому что просто лупить по шее бесполезно; Суслик, одновременно устремлённый в две стороны — и подскочить, чтобы дать Глебу в морду, — и махнуть за дверь и там притвориться веником; Стася будто в прыжке, но ещё не совсем в прыжке, потому что не выбрала, на кого прыгать — и всё это не фотография в обычном понимании, а как бы раскрашенный карандашный рисунок, причём такие цвета никто бы не выбрал: тускло-кислотная гамма…

— Это не шокер, — сказал Глеб. — Им нельзя так. Дай…

Но Кирилл решил, видимо, что неправильно нажал клавишу. И он сдвинул её — как на фонарике.

И тут же закричала Аня.

Они сидели в крошечном треугольном скверике «у фонтана». Скверик весь зарос уксусным деревом, побеги проникали сквозь скамейки, и даже в фонтане, не работающем со времён перестройки, тоже росло дерево. Триста метров пробежки дались трудно. Сидели, курили взасос.

— Как там у меня? — спросила Аня.

Стася посветила зажигалкой.

— Да почти ничего, — сказала она.

— Уха нет?

— Ухо есть. Ну, волдырик вскочил. А, вот ещё за ухом тоже. И больше ничего. Волосы целые. Болит?

— Жжёт. Просто насквозь жжёт. Так что это было, Лосев?

— Ты нацепила на ухо капсулу «мыслящего». Эта машинка втянула её в себя. Она приспособлена забирать капсулы или…

Глеб перевернул «посредник». В темноте он чуть-чуть светился. А может, так казалось. Сквозь опаловое брюшко просвечивали два шарика. Похоже, там было место ещё для четырёх.

— Наверное, их как-то можно вынуть, но я не знаю, как он открывается. Тут нет никакого замка. Но открываться он должен, это точно.

— Это оружие какое-то? — спросил притихший Суслик.

— В общем, да, — сказал Глеб. — Только им не убивают. И на нас оно не действует. Только на совсем взрослых. В них можно всадить чужое сознание.

— Чьё? — спросила Стася.

— Того, из кого сознание перед этим забирается. Но для этого нужна другая машинка, помощнее. Она и делает эти жемчужины. А потом ими заряжают… вот… — он поводил «посредником» перед собой.

— Ты это откуда знаешь? — спросил Вован.

— Сизов рассказал, Степан Григорьевич.