Он пришел к странному зданию, в котором, лишь внимательно приглядевшись, можно было угадать черты церкви, которую многократно перестраивали, пытаясь приспособить подо что-либо хозяйственное.
Теперь церковь восстанавливали, над дверью уже был прибит деревянный крест.
Во дворе лежали кирпичи и доски, и два таджика месили цемент.
– А батюшки нету, – завидев человека, еще издали сказала пожилая женщина в очках на резинке, по виду учительница или завклубом на пенсии. – В райцентр уехал, главу администрации с днем ангела поздравлять...
– Вот... – сказал человек, притулившись на досках, развернув дерюгу.
– Эту церковь в сороковом году закрыли, – сказал человек. – А иконы люди тайком вынесли и отдали деду моему. Уважали его, знали, что сохранит. Вот он и сохранил. Адмирал был, партиец, а дома, не перекрестившись, за стол не садился. Ну, всего доброго.
– Так вы Чаглаевых будете? Помню, помню дедушку вашего... Государственный человек, а никогда мимо не пройдет, все бывало: «Здравствуйте, ребята, как живете, как учитесь?» Я это... Вы, погляжу, человек серьезный, а тут ведь и попросить некого, пьянь одна, а дачники осенью уезжают...
– Клуб ведь в церкви раньше был... Сперва магазин, потом жилой дом от торфопредприятия, потом клуб... Так я это... Там знамя осталось... Барабаны пионерские... Девать теперь некуда... А ведь знамя все-таки...
44
Человек шел по улице с барабаном, горном и тяжелым бархатным знаменем, где золотой вышитый портрет и слова...
45
Толстая книга «Полный курс кораблевождения с учетом его астрономических особенностей» лежит рядом. И другая книга – «История примечательнейших кораблекрушений, мореходам в назидание». Человек говорит про юг и восток, про ветер и звезды. Про море, ушедшее прочь, оставившее озеро на память о себе.
– В июльские вечера Большая Медведица лежит на северо-западе, ногами, а отчасти и головою – вниз, а хвостом – налево, в южную сторону. В это время зимние созвездия скрыты на севере, глубоко под краем неба, там, куда указывает голова Большой Медведицы. Там, на севере, над крышами дальних строений, виднеются Возничий и Персей, а влево от них, у самого края неба, можно было бы видеть одну верхнюю звезду Близнецов, если бы небо у края не было закрыто облаками туманом...
– А давайте телескоп купим? – предложила Аня.
– Или сами из чего-нибудь сделаем? – загорелась Амаранта.
– Телескоп – это вовсе не забава. Настоящий астроном занимается не тогда, когда ему вздумается, а когда позволяет погода, и смотрит не на то, на что ему хочется смотреть, а на то, что в эту минуту лучше всего видно. Затем – наводка трубы. Думаете, смотреть в телескоп просто – взял и гляди? На самом деле навести трубу на звезду не легче, чем попасть из ружья в летящую птичку.
– Не надо в птичку, – Амаранта сделала вид, что хнычет.
– Так что с телескопом, барышни, мы пока заводиться не будем... Остается последнее место, где может стоять маяк, – помолчав, сказал человек. – Когда я был маленький, туда проникнуть было невозможно, потому что на пути к этому месту находилась военная часть. Теперь ее нет.
– Она заброшенная, – сказала Аня. – Раньше часовые стояли с автоматами, а теперь все нараспашку.
– Пацаны часто туда лазают.
– И зря, – сказал человек. – Нечего там делать. И мы через эту военную часть не пойдем. Мы обогнем ее с востока. Но для этого надо пройти через плохой лес.
– Какой плохой?
– Страшный, – коротко ответил человек. – Если боитесь, лучше не идите.
– Да ладно, – махнула рукой бывалая Амаранта. – Когда пойдем? Далеко ведь это...
– Пошли после обеда? Я как раз на скрипке позанимаюсь.
– На рассвете надо, – поправил человек.
– Меня не отпустят.
– Дура, что ли? – Амаранта удивилась. – Спрашивать собралась? Ты по-тихому...
– Значит, встречаемся у водокачки. Резиновые сапоги наденьте, и свитера тоже. А я термос с чаем возьму и бутерброды.
46
– Ну что? – спросила Анина мама.