— Ты чего это, паря? — недоуменно переглянулись стрельцы.
Выйдя на улицу, я снова помотал головой:
— Ну, какой же это дворец? Это — изба. Большая, но изба. Вот мы давеча проезжали мимо дворца Кощея, вот там дворец уж дворец, а это… — я разочарованно махнул рукой. — Да и охранники там все в мундирах с золотыми пуговицами.
Теперь у стрельцов отвисли челюсти, а я поспешил их добить, задумчиво пробормотав:
— Это ж какое у них тогда жалование?
И быстро удрал в знакомый переулок, где расслабился и довольно заухмылялся. Ну и правильно. А чего они?
Теперь оставалось только ждать.
Ждать было скучно. Остро не хватало чего-нибудь в руках, сигареты, например, а лучше — бутерброда. Промаявшись с полчаса и прикидывая, сколько же Михалычу может потребоваться времени на его разведывательную операцию, до меня вдруг дошло, что мы совершенно не продумали, как дед будет выбираться обратно на улицу. Тут уж я совсем пригорюнился. Выйдет он конечно, никуда не денется, но придется ему ждать пока кто-нибудь не пройдет сквозь калитку, а мне, соответственно, придется тоже ждать. Эх…
Но дед мой вышел не через калитку, а прямо через ворота. Прошагав еще с полчаса по кривому переулку, я, услышав конский топот, метнулся к углу и осторожно выглянул. К воротам царского дворца подъезжала знакомая мне уже карета немецкого посла. Ага, а вон и Маша в окошке виднеется и мне язык показывает. Вот же… Ну всё, выговор за самовольство она точно схлопотала! Хотя как бы не пришлось благодарность объявлять, что деда вызволить сумела.
— Спишь на посту?! — рявкнул мне прямо в ухо хриплый голос.
Я подпрыгнул и схватился за сердце:
— Михалыч! Растудыть твою! Ну, нельзя же так подкрадываться!
Михалыч довольно захекал, пряча в кошель тюбетейку-невидимку:
— Всё, внучек, пошли. Всё разузнал, всё разведал.
По дороге в гостиницу дед рассказал подробности своего рейда по Гороховскому дворцу.
— А и страшно, внучек! Крадусь я коридорами тесными, палатами низкими, а вся челядь на меня так и пялится! Я хош и знаю, что не видим для ихнего глаза, а кажный раз чуть не до потолка сигаю, когда сквозь меня посмотрят!
— Герой ты у меня, дед!
— А то!
— Так, а с мечом-то что там?
— А лежит он себе спокойно за дверью крепкой, — хмыкнул Михалыч. — А только, скажи мне внучек, а мы и правда с тобой такие тупые и если и сильны, то задним числом?
— Хорошо не задним местом. А что такое-то?
— А чего мы у Машки колечки ее с брульянтами не взяли? Я бы уже сейчас меч тот в кошеле своём нес бы. Замок там хош и мудрёный, но я его гвоздем и открыл и закрыл пару раз. Вокруг короба того хрустального походил, да кукиш сам себе показал.
— Да, — почесал я в затылке. — Это мы оплошали, деда.
— Ничё, внучек, не горюй, — Михалыч попытался погладить меня по голове, но я успел отклониться. — Сделаю я отмычку ладную, да бесов отошлем на дело, они меч враз притащат.
— Ну, хорошо, завтра их и отправим, да?
— Ага… О, внучек, а вот и наша гостиница, — оживился Михалыч. — Как там без нас хозяин наш разлюбезный поживает?
Без нас хозяин поживал, похоже, неплохо. Весь первый этаж, отданный под кухню и трактир, был заполнен народом, шумом, запахами и безудержной гульбой.
Дед, войдя в зал, неспешно огляделся, потом солидно откашлялся, привлекая к себе внимание, Станиславского на него нет. И только когда гул стих и все взгляды обратились к нам, степенно поклонился:
— А по здорову ли, люд честной?
Я вслед за дедом поклонился народу — это я уже наловчился тут, а народ, приглядевшись, взорвался радостными воплями:
— Здорово, Михалыч!
— Здравствуй на века, Михалыч!
— Садись к нам, Михалыч, окажи милость! И внучка своего к нам подсаживай!
Надо же и меня запомнили.
Хозяин, выскочив на шум, увидел нас и тут же обессиленно стал сползать по стеночке, безуспешно пытаясь натянуть на голову замусоленный фартук.
Местная братва моментально сдвинула столы и лавки так, что получился один стол в виде буквы "П", а дед, ухватив меня за руку, зашагал на почетные места, раскланиваясь по пути со знакомцами и представляя меня обществу:
— Внучек мой, Феденька. Молодой ишо, стеснительный. Но в деле нашем ох как лют… Гаврилу Псковского помните? А Гогу Кавказского? Ну вот, нет их больше. А так внучек у меня добёр, собаки уличной не обидит. Хотя демона ентого — Вельзевула так сапогами запинал, что я еле отбил его у Федьки.
Мужики ахали и охали и поглядывали на меня с опаской, а я, заливаясь краской, плелся за дедом, изображая из себя застенчивого маньяка-убийцу.
— А где же это хозяин наш разлюбезный? — громко спросил Михалыч, усаживая меня рядом с собой во главе стола. — Ну-ка ребятишки, помогите страдальцу!
Двое громил, ухмыляясь, подтащили к деду обвисшего на их руках хозяина в полуобморочном состоянии.
— Ну, вот что, любезный, — дед покопался в своём безразмерном кошеле и достал их него мешочек туго набитый золотыми монетами. — Уж расстарайся, милай, не обидь моих гостей, гуляем мы сегодня. А за работу твою тяжкую, за уважение, что нам выказываешь, вот тебе и награда!