Целую тебя, мой Пьер

Ей был невыносим вид Пушкина, сидящего напротив. Она всё время вспоминала, как была отвергнута этим жалким писакой… Решив поскорее закончить игру и пойти потанцевать, она оглянулась в поисках Ланского. Но того уже не было поблизости.

– Идалия Григорьевна, вы ещё играете? – с улыбкой возвращая её к картам, спросил Сперанский.

– Я пас, господа, – рассеянно ответила она, досадуя, что не видит Петра.

В этот момент от столика шахматистов раздался шум. В первую секунду никто не понял, что произошло. Пётр Андреевич Вяземский встрепенулся, опасаясь неприятного инцидента, но оказалось – зря. Александр Николаевич Голицын с досады, что проиграл Пушкиной, неловко повалил фигуру королевы, так что перевернул на пол шахматную доску. Фигуры рассыпались по полу. Картёжники прервали игру. Идалия заметила, что и Дантес, и откуда-то появившийся Ланской бросились на помощь Наталье. В роли спешащих незваных помощников своей сопернице Идалии было неприятно видеть и того и другого.

Ланской подбежал первый и протянул им несколько фигур. Пушкина встала с места и поблагодарила. Идалия, вопреки своему желанию, не могла не восхищаться её точёным лицом и тонкой талией, невероятной для матери четверых детей. Причёска делала её ещё более высокой, но рядом с таким же статным Ланским она смотрелась удивительно гармонично. Уж лучше, чем с этим коротышкой-поэтом…

Демонстративно оттесняя Дантеса, Пушкин подошёл к Наталье. Она взяла под руку мужа и стала прощаться с Вяземским. Внезапно Пушкин бросил руку жены, быстрым шагом подошёл к Петру и схватил его за локоть.

– Так это вы? Вы? – каким-то сиплым и будто придушенным голосом проговорил он, пристально вглядываясь в его лицо.

– Что я? – опешил Ланской, поворачиваясь к нему.

Пушкин наклонил кудрявую голову и потёр лоб.

– Нет, ничего… Мне показалось, извините.

Странная сцена вызвала недоумённые взгляды гостей. В последнее время поведение известного поэта всё больше тревожило свет.

Идалия видела его мрачное настроение, которое, она знала, было вызвано безденежьем, и тайно злорадствовала. Пушкину не везло и в карты, как всегда бывает с теми, кто хочет игрой поправить свои дела. Она с удовольствием взглянула на себя в большое зеркало: рубиновое колье переливалось на её белой шее. Только один камень из него мог бы поправить дела нищего поэта. Но… каждому своё. Ей – богатство, успех и радости жизни. А Пушкин пусть утешается своей жеманной жёнкой, да пишет вирши, если больше ничего не умеет.

Ланской вежливо прощался с Натальей. Идалия тоже кивнула ей издалека. Дантес стоял расстроенный в стороне от всех. К нему решительно направилась хозяйка бала – Вера Фёдоровна Вяземская. Даже в свои почти пятьдесят лет она была довольно милой, если бы не пронзительный, строгий взгляд, которым она смерила Жоржа.

– Господин барон, вам не кажется, что неприлично так бесцеремонно смотреть на замужнюю женщину? По-моему, Наталья Николаевна вам ясно дала понять, что не желает ссориться из-за вас со своим супругом, а вы продолжаете её преследовать.

– Что же я могу сделать, если влюбился по уши? Так, по-моему, у вас говорят? – грустно улыбнулся Дантес.

– Говорят-то так, но предупреждаю вас – если вы не прекратите преследовать мадам Пушкину, я откажу вам от дома и дам распоряжение швейцару не пускать вас.

– Это жестоко с вашей стороны! – воскликнул Дантес.

Идалия стояла неподалёку и с горечью увидела, что он не притворяется, а, действительно, влюблён.

– Я вас предупредила, месье, – холодно закончила разговор Вяземская и отошла от него.

Идалия задумалась, как бы ей повернуть эту ситуацию в свою пользу?.. Ланской наконец-то вспомнил о ней и предложил пойти ещё потанцевать.

– Хорошо, – медленно протянула Идалия. Ей вдруг в голову пришёл прекрасный план. – Пьер, иди, принеси мне шампанского. А я сейчас… Мне нужно кое-что…

Ланской понятливо кивнул и ушёл, а Идалия быстро подошла к Жоржу Дантесу и нежно взяла его под руку.

– Месье, не грустите так откровенно. Если уж вы так безнадёжно влюблены в мою сестру, я помогу вам.

– Вот как! – Дантес вскинул голову и с надеждой уставился на неё прозрачными голубыми глазами. – Я чувствовал, что вы будете мне другом.

– О да… – с усилием улыбнулась она, не зная радоваться или печалиться такому званию. – У меня есть план.

Глава пятая

Ланской стоял чуть позади царя, который наблюдал утренний развод караула на Дворцовой площади. От толпы праздных городских зевак Николая отделяли гвардейские офицеры, чином не ниже полковника. Бесконечные тренировки несчастных караульных не прошли даром – движения были чётко выверены. Солдаты как на подбор – высокие, ловкие и не смущавшиеся придирчивого царского взгляда, смогли угодить императору, любившему во всём порядок и определённость. Обычная беспокойная суровость царя при удачных манёврах на плацу менялась на благожелательное выражение лица.