Целую, твой Франкенштейн. История одной любви

«Вы увидите длинный широкий зал, вдоль обеих стен которого располагаются во множестве небольшие камеры. Там содержатся самые разные душевнобольные. Вы можете наблюдать за несчастными созданиями сквозь окошки, сделанные в двери каждой камеры. Неопасных больных выпускают в большой зал. На третьем этаже находится коридор с такими же камерами, однако в них помещены опасные маньяки, многие из которых закованы в цепи и представляют собой поистине жуткое зрелище. В праздничные дни многочисленная публика обоих полов, впрочем, в большинстве принадлежащая к низшим классам, посещает эту лечебницу, чтобы развлечься, глядя на несчастных калек, которые часто дают зрителям повод для веселья. Покидая сию обитель скорби, не забудьте дать пенс привратнику. Если же мелочи не окажется, и вы дадите ему целый шиллинг, то сдачи не ждите – привратник заберет сумму целиком»[62].

«Бедлам», 1818 год

Никому не дано познать человеческий разум. Даже если прочесть все мысли человека, когда-либо перенесенные на бумагу. Каждое написанное слово подобно ребенку, зажигающему огонь посреди темноты. Когда мы одиноки, остается лишь темнота.

Здесь царит хаос. Новое здание больницы едва готово. Там, где работы завершены, результат оставляет желать лучшего. В окнах верхних этажей нет стекол. Внизу нечем топить печи. Обитатели мучаются от холода и голода, отчаяния и буйного помешательства. Это самый знаменитый сумасшедший дом в мире.

С чего все началось? Давным-давно, еще во времена Крестовых походов, открылась больница под названием «Вифлеем». Простые люди исказили название и стали говорить «Бетлем», ведь в английском языке довольно часто два слога предпочтительнее трех. А потом, со временем (время разрушительно даже для самого себя) название больницы превратилось в «Бедлам» и стало синонимом неисчислимых проявлений безумия.

Великий Бедлам – так мы прозвали Великобританию.

«Бедлам» открыли как особую лечебницу. К 1676 году в Мурфилдсе, за городскими стенами Лондона, возвели здание больницы. Архитектором был Роберт Гук[63] – эрудит, пьяница, ученик сэра Кристофера Рена, заново построившего собор Святого Павла после пожара 1666 года.

Иностранные путешественники, приезжавшие в Лондон тех лет, восхищались «Бедламом», называя его единственным настоящим дворцом во всем городе. Здание сумасшедшего дома поражало великолепием: полторы сотни метров в длину, дюжина в ширину, фасад, украшенный башенками, внутренние дворики, сады, дорожки. Внушительный каменный вход венчали две статуи, олицетворяющие Меланхолию и Буйное помешательство. Те, кому повезло увидеть здание больницы – этот памятник благотворительности – до обрушения, наверняка любовались им, сравнивая с Версальским дворцом, возведенным для королей без короны. Ведь безумцы по сути и есть короли без короны.

Пациенты спали на соломе, их руки и ноги заковывали в железо, зато снаружи сумасшедший дом походил на дворец. Зачем мы это сделали? Во славу Божью. Но было и еще кое-что, менее божественное. Здравый рассудок подобен нити Ариадны, что ведет сквозь лабиринт Минотавра. Стоит ей порваться или выпасть из рук – и путник оказывается один в жутких бездонных туннелях, во тьме которых прячется зверь в человеческом обличье, и, глядя ему в лицо, каждый видит себя. Мы то, чего боимся. Совершая щедрые пожертвования и провозглашая сочувствие к душевнобольным, не делаем ли мы на самом деле подношение своему тайному «я»?

Еще во времена старого «Бедлама» у публики вошло в моду посещать содержащихся в больнице несчастных безумцев. Устраивали настоящие экскурсии, особенно пользовавшиеся спросом среди знатных господ. Экскурсионная программа включала Лондонский мост, Уайтхолл, Тауэр и зоопарк. Слоняющиеся по клетке млекопитающие мало чем отличаются друг от друга – та же пара шагов вперед-назад, назад-вперед, те же кандалы на ногах, те же металлические прутья решетки. Самое большее, на что может рассчитывать пленник, будь то тигр или человек, – крошечный лоскут неба над головой.