Целую, твой Франкенштейн. История одной любви

И вот он состарился и заболел. Его дни сочтены. А рядом на кровати лежит она. Он не в силах даже выстирать свою пижаму. Родственники не приезжают. В комнатах грязно. От старика плохо пахнет, но Элиза не жалуется. Она по-прежнему рядом. Они лежат, взявшись за руки. Потихоньку настает ночь, в окно светит луна. Он вспоминает вечер на вершине холма. Элиза не отходит от него. И ждет неизбежного. Наконец, старик умирает. Появляются родственники, чтобы сделать в доме уборку. «Мне очень жаль», – говорит им Элиза. Они стыдятся Элизы и не знают, что с ней делать. В итоге их сын решает продать ее через eBay. Они забывают почистить Элизу. Теперь стыдно ей. Неужели она начинает чувствовать? Элиза спрашивает у нового владельца: «ХОТИТЕ ШОКОЛАДНЫЙ РУЛЕТ? ДАВАЙТЕ ПОСМОТРИМ КОНКУРС БАЛЬНЫХ ТАНЦЕВ?» Но ему ничего из этого не интересно. Ему нужен от нее только секс. Элиза все понимает. Ей бы очень хотелось стереть свою программу, однако это невозможно. «МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ», – говорит Элиза, но ее глаза остаются сухими, потому что роботы не плачут…

«Смерти не знает душа, И всегда первобытный покинув Дом, Избирает иной и, в нем водворясь, Проживает».

Овидий «Метаморфозы»[112]

.

Реальность – это… что же это?

Два года после смерти Шелли я прожила в Генуе. Деньгами нас поддерживал Байрон, который временно приостановил выплаты чужим женам и чужим дочерям. Вскоре я и мой сын Перси по финансовым соображениям были вынуждены вернуться в Англию. Денег почти не осталось.

В 1824 году, спустя два года после гибели моего любимого, не стало и Байрона. Он сражался за свободу и независимость Греции и в какой-то момент подхватил лихорадку, от которой так и не оправился. Греки вернули тело Байрона в Англию. Из моего домика в Кентиш-тауне на окраине Лондона я видела, как мимо проехал одинокий похоронный кортеж, которому предстоял долгий путь до Ньюстедского аббатства. Байрон всегда тратил чересчур много – как вообще все в жизни делал чересчур, – и родовое поместье пришлось продать. Тем не менее Байрона похоронят неподалеку. Говорят, в Хайгейте поэт Кольридж положил на гроб цветок.

Приятельница рассказала мне, что у Байрона осталась единственная законнорожденная дочь, которая не видела отца с тех пор, как появилась на свет. В памяти всплыло дождливое лето на Женевском озере, когда мы целыми днями просиживали на вилле, а Байрон и Полидори рассуждали, почему мужское начало сильнее женского. Никому из них не пришел в голову тот простой факт, что запрет на женское образование, превращение женщин, с точки зрения закона, в собственность родственника мужского пола (отца, мужа или брата), лишение права голоса на выборах и собственных денег после замужества, ограничение выбора профессии, кроме стези гувернантки и няни, и трудоустройства, за исключением обязанностей матери, жены или прислуги, обычай носить платья, в которых невозможно ходить и ездить верхом, – все это подавляет силу женского начала!

Узнав, что родилась дочь, Байрон расстроился. Аде не исполнилось и девяти, когда умер ее прославленный, но так и оставшийся неизвестным для собственной дочери отец. «Безумный, порочный и опасный»[113] лорд Байрон.

Маленькую Аду мне увидеть не довелось. Однако, если я сумею втиснуться в свой единственный приличный наряд, то сегодня вечером я ее, наконец, увижу. Любопытно, какая она стала. Теперь это молодая двадцатидевятилетняя женщина, счастливая супруга, богачка (говорят, она играет на деньги), мать троих детей. К тому же, Ада одна из наиболее образованных математиков в Англии.