— Вы подозреваете невиновных[233]
. Реб Менахем-Мендл действительно рассказал мне о поведении его ученика и о том, что тот заболел из-за того, что шлялся целую ночь по улице. Однако он никогда не просил меня, чтобы я взял Хайкла к себе, ему это даже в голову не приходило. Наоборот, я видел, что реб Менахем-Мендлу было не по душе, что я пошел в местечко навестить больного. Он считал, что это уже чересчур. — Реб Авром-Шая оперся подбородком с растрепанной бородой о край стола и слегка наморщил лоб, как будто заметив, что печатник допустил ошибку в комментариях Раши и тем самым запутал весь обсуждаемый им вопрос. — Не понимаю. Раз вы встретили вашего ученика ночью слоняющимся около синагоги и поняли, что он не хочет ночевать на съемной квартире, почему же вы оставили его на улице?— Я попросил его пойти ко мне, но он ни за что не хотел. Мальчишка! А если он становится вашим учеником, ему нельзя у меня ночевать?
— Наверное, он боялся, что вы начнете читать ему мораль, — улыбнулся Махазе-Авром.
— И вы ничего ему не сказали? Ничего?
— Я? Боже упаси! — рассмеялся Махазе-Авром. — Если бы я дал ему почувствовать, что что-то знаю, он бы и от меня тоже убежал. Но вы ему, конечно, читали нотации, и что же он вам ответил?
— Он нагло ответил, что не съедет с квартиры… Понимаю! Это он из-за вас убежал из дома и от девушки. Но я вам предсказываю, что это только до тех пор, покуда он считает большой честью, что вы берете его в ученики. Потом он к вам привыкнет, и вы больше не будете стоять у него перед глазами во время искушения. Кипение крови не стихнет в нем от того, что его учитель — реб Авром-Шая-коссовчанин. Если даже он станет заниматься изучением Торы с постоянством, я не представляю себе, как Гемара и Тойсфойс смогут защитить его от соблазна зла во всех его обликах и воплощениях.
Махазе-Авром, сидевший на противоположной скамейке, слушал с горящим лицом, его ермолка сдвинулась на затылок, нос побледнел. Он заговорил крикливым голосом и тыкая пальцем в человека, сидевшего напротив него: директор и глава ешивы не представляет себе, как можно спастись от соблазна зла, благодаря изучению Торы? «Если ударил тебя этот мерзавец, тащи его в дом изучения Торы»[234]
, — говорит Гемара. Во время изучения Торы человек приводит себя прямо к учителю нашему Моисею на горе Синайской. Через Мишну человек связывается с танаями из Явне[235] и разговаривает с ними, как с живыми. Паренек сидит над Гемарой в Вильне, а в мыслях он находится на скамье в ешиве амораев[236] в Нагардее[237], в синагоге Раши и тосафистов. Тот, кто носит в своем сердце и в своем мозге так много эпох мудрецов, изучавших Тору, тому мир со всеми его наслаждениями кажется обиталищем нищеты.Цемах больше не мог усидеть на месте. Он принялся шагать вокруг стола, как будто хотел, чтобы Махазе-Авром слышал его одновременно со всех сторон:
— Если бы человека по его природе тянуло к возвышенной жизни и к духовности, то хватало бы Талмуда и комментаторов. Однако материя тянет вниз всех, даже самого благородного сына Торы. Мудрец Торы может оказаться мудрецом во зло и казуистическими объяснениями разрешить все, что ему захочется. Так что когда нападают червивые вожделения, остается лишь одно спасение: сбросить с себя одежды, раздеться догола — изучать мусар. Только погрузившись глубоко в самого себя, можно узнать, изучаешь ли ты Тору ради нее самой или же это зараза, которая кидается цитатами из Талмуда и комментаторов и кричит: «Тебе позволено! Тебе позволено!» Соблазн зла может надеть на себя талес, который весь будет сиять священной голубизной, с кистями видения без изъяна, а на его золоченом воротнике будут вытканы слова талмудических мудрецов. Однако в набожно возведенных к небу глазах будет гореть нечестивый расчет корысти. И чем преданнее он будет раскачиваться в молитве, тем фальшивее он, этот богобоязненный дьявол, укутанный в нечистый талес корысти.
— Соблазн зла может укутаться и в талес, вытканный новогрудковскими лозунгами «услышать» и «высказать», — весело рассмеялся реб Авром-Шая. Он вспомнил, что именно с таким жаром и в таком же стиле Хайкл пересказывает речи своего директора ешивы. Однако эти горячие и резкие речи мусарника не уберегли ученика, и кто знает, уберегут ли они самого директора ешивы…