Цемах Атлас (ешива). Том первый

— Выпьете еще рюмочку? Нет? Я знаю, вам нельзя из-за ваших больных почек. Лехаим, реб Шлойме-Мота. Лехаим! Я вам еще не все рассказал. Послушайте-ка! Братья Конфрады передали мне недавно от нее, что, если я пошлю ей разводное письмо, она заберет Герцку в Аргентину. Понимаете? Эта хитрая распутница соскучилась по своей деточке. Она не хочет, чтобы я об этом знал. Она понимает, что именно этого я и жду, чтобы она так же мучилась, как я мучаюсь. Она притворяется, что хочет сделать мне одолжение, и таким образом хочет забрать сына. Ее дети от аргентинского мужа байстрюки, на веки вечные они и их потомки будут байстрюками[110]. Сам Бог не сможет помочь им перестать быть байстрюками, и таким образом я уже дожил до мести ей. Теперь я дожил до еще большей мести. Она подыхает, а я его не отошлю к ней. Этот дикий еврей, похожий на ангела смерти, этот валкеникский глава ешивы и ваш Хайкеле подговорили Герцку убежать в Валкеники. Я понял это и следил за ним, пока не поймал его ночью дома на краже. Теперь он у меня заперт в кладовке, как собака. Вот ключ. — Вова Барбитолер вытащил из кармана большой заржавленный ключ и положил рядом с собой на стол как доказательство. — Что вы теперь скажете, реб Шлойме-Мота, дожил я до мести или нет?

— Я скажу, что так евреям поступать нельзя. Вы ведете себя неразумно и неправильно. — Реб Шлойме-Мота поспешно встал и начал искать свою палку, упавшую на пол.

— Вот он! — невольно вскрикнул Вова, увидав валкеникского главу ешивы, стоявшего возле стойки и о чем-то спрашивавшего у шинкаря. Пара гостей смотрела на него с любопытством. Вошедший был одет как раввин, и было не похоже, что он имеет обыкновение ходить по шинкам. Цемах направился к табачнику:

— Разбойник с большой дороги, давайте сюда ключ от кладовки, в которой вы заперли сына!

За столиками стало тихо, и все повернули головы. Мгновение Вова стоял неподвижно. Вдруг он схватил со стола заржавленный ключ.

— На тебе, жид пархатый! — Он неожиданно замахнулся, метя Цемаху в голову. Однако реб Шлойме-Мота успел схватить его за плечо. В то же мгновение Цемах одной рукой вырвал у Вовы Барбитолера ключ, а другой оттолкнул его так, что тот упал. Вова увидел лежавшую на полу палку меламеда с костяной рукояткой. Он схватил ее и быстро вскочил. Двое парней встали между ними и оттолкнули Вову Барбитолера.

— На кого это вы замахиваетесь? На ребе?

Цемах держал ключ высоко и крикнул окружающим:

— Этот торговец табаком — убийца. От злобы на жену, бежавшую от него, он измывается над своим сыном. Вчера ночью он запер мальчика голышом в холодной кладовке, потому что тот хочет поехать учиться в ешиве.

Шинкарь Додя сплюнул:

— Тьфу на него! Такой старый еврей, а все еще воюет с бежавшей потаскухой!

Кто-то другой из компании со смехом сказал, что знает братьев Конфрады и ее саму тоже знал. Когда-то она была баба о-го-го, а теперь, должно быть, уже вся в морщинах. Так чего так по ней убиваться? Третий неожиданно стал богобоязнен, как будто оказался на похоронах приятеля, и принялся кричать табачнику, что он должен руки целовать ребе, который хочет учить его босяка Торе. Завсегдатаи аукционов гукали и свистели:

— Такой старый хрыч! Душу из него прочь вместе с половиной тела!

Напуганный и растерянный, оттого что все против него, Вова приставал ко главе ешивы с плачем и хрипом:

— Отдайте мне ключ, это мой сын. Что вы лезете в мою жизнь?!

Однако Цемах крикнул:

— Евреи, не выпускайте его отсюда, пока я не освобожу мальчика. Спасти ребенка от такого отца — это большое доброе дело, — и он вышел из шинка. Вова рванулся было за ним, но молодые люди отпихнули его назад, как будто играли в мяч.

— Помедленнее. Куда вы так торопитесь?

Он упал на стул, закрыл голову руками и зарыдал:

— Мой сын! Мой сын!

В шинке стало тихо, гости чесали затылки и раскаивались в том, что вмешались. Реб Шлойме-Мота, измученный и подавленный, склонился над табачником и гладил его по спине, утешая и говоря, что его Герцка уезжает не в Аргентину. Он ведь едет в Валкеники, в местечко, расположенное неподалеку от Вильны.

Вова поднял заплаканное лицо:

— Не в Аргентину, говорите? Не к ней?

Белая, как молоко, борода реб Шлойме-Моты дрожала.

— Не к ней, не к ней, — повторил он, и ему тоже захотелось заплакать от жалости к табачнику. Без надежды на месть Вова Барбитолер слабее ребенка. Но обращаться к его разуму бессмысленно, потому что больше всего он боится расстаться со своими страданиями.

Глава 8

Миндл из-за запертой на цепочку двери несколько раз переспросила валкеникского главу ешивы, чего он хочет, и он несколько раз подряд крикнул ей, что ее муж дал ему ключ, чтобы освободить Герцку. Миндл открыла дверь и увидала в руке главы ешивы ключ. Она успокоилась и даже пошла показать, где находится кладовка. Перед тем как уйти из дому, Вова занес запертому сыну его одежду и велел одеться. Так что Герцка не выскочил из кладовки голым и замерзшим, вопреки ожиданиям Цемаха. Он был только растрепан и заплакан.